В Малом драматическом театре сыграли премьеру «Гамлета» - но не шекспировского. Программка так и объявляет: сочинение для сцены Льва Додина по Грамматику, Холиншеду, Шекспиру, Пастернаку. Первые два имени - это авторы хроник, из которых Шекспир черпал сюжеты для своих гуманистических, как ни крути, трагедий. Додин предложил свой вариант «хроники», где гуманизм - лишь оборотная сторона варварства.
Спектакль начинается с танго. Оно звучит из-за распахнувшихся неожиданно дверей слева от сцены, и оттуда же появляется танцующая пара - Ксения Раппопорт и Данила Козловский, Гертруда и Гамлет. В программке не обозначены роли, которые играют актеры, герои опознаются лишь по текстам, который произносят, но и текст в данном случае ненадежен. В спектакле он свободно «гуляет» от артиста к артисту, причем, к текстам из «Гамлета» добавляются реплики и целые монологи из «Лира», а Гертруда незадолго до смерти вдруг произнесет: «Никогда бы не подумала, что в старике окажется столько крови», - подкрепив этой узнаваемой репликой своё мифологическое родство с леди Макбет, которая выбрала, как единственно возможный, путь к высшей власти по трупам. Текст, звучащий в спектакле, - на самом деле интертекст, в котором заложены парадоксальные столкновения, ассоциации, диалоги, трансформирующие привычнее смыслы. Например, оценку кровосмесительнице Гертруде вдруг дает король Лир, а знаменитая сцена «Мышеловки», разыгрываемая тремя актерами и призванная «заарканить совесть короля», составлена из речей Призрака, Гамлета и Клавдия. Это и есть код спектакля, правила игры, заданные Додиным. Слова, слова, слова на эти два часа (а именно столько продолжается действие додинского «Гамлета», без антракта) превращаются в маркеры поступков, которые оцениваются однозначно: история у Додина предстает как история преступников и жертв и никак иначе.
Впрочем, для тех, кто не готов дешифровывать слова, а хочет понять, кто есть кто, существуют картинки на майках персонажей. С их помошью обозначена главная привязанность героя (назвать это чувством не поворачивается язык). This is my king - написано на груди у Ксении Раппопорт рядом с портретом Клавдия. Футболку с собственным портретом и словами I am the King носит Клавдий - Игорь Черневич. This is my prince - текст на футболке Офелии, соответственно, с лицом Козловского. На груди Гамлета - двойной автопортрет: половина лица - молодого человека, другая - старика. Диалог с призраком - диалог двух этих составляющих гамлетовского существа, разыгранная шизофрения. И никаких других призраков, кроме призванных героями в сообщники, в спектакле нет. Мир в этом спектакле Додина - весом, груб, зрим и ограничен этими своими качествами. И человек - только часть этого мира, поэтому состоит исключительно из физических импульсов и инстинктов. Причем из всех инстинктов побеждают самые разрушительные.
Гертруда, например, начисто лишена материнских качеств. И с первых мгновений подстрекает Клавдия избавиться от Гамлета, с животным неистовством защищая обретенную ею, наконец, удовлетворенность - и половую, и властную. Не знаю, насколько легко удалось Ксении Раппопорт вытравить из себя чарующую женственность, но она это сделала: перед нами - женщина-монстр, так что ассоциации с леди Макбет возникают задолго до того, как она произнесет упомянутую фразу-маркер. И действительно, стоило перечитать Саксона Грамматика, датского историка второй половины XII века, автора «Саги о Гамлете» в рамках обширного исторического труда «Деяния датчан», дабы обнаружить, что исторический Гамлет-отец был далек от портрета идеального правителя, нарисованного Шекспиром - чтобы поверить Гертруде, уверяющей Гамлета, что отца его отличали «узколобость, непреодолимое желание унижать» и еще целый набор подобных качеств тирана-завоевателя, стоивших Гертруде седых волос. Эффектный эпизод, когда актриса снимает мальчиковый парик и обнаруживает копну кудрей с белыми прядями, превращает, однако, героиню вовсе не в страдающую женщину, которую хочется пожалеть и оправдать, а, натурально в ведьму.
Тех, кто идет на спектакль с надеждой посочувствовать герою Данилы Козловского, тоже ждет разочарование. Актер четко выполняет задачи режиссера и к герою безжалостен: слезы омывают лицо этого принца лишь в первой сцене, далее побеждает холодный расчет, плохо скрываемый под маской безумия. Додинский Гамлет хочет власти и только. Впрочем, когда в разгар серьезной работы - создания пьесы «Мышеловка» из реплик всеми известной пьесы «Гамлет» - к нему откуда-то прилетают розовые кружевные трусики, он на какое-то короткое время хочет и Офелию, спускается в подвал, подальше от зрительских глаз, чтобы потом подняться по соседней лестнице и прочитать монолог «Быть или не быть». Монолог выглядит декламацией отличника: смерть для этого Гамлета - тема не слишком привлекательная, гораздо более убедительно звучит упрек Клавдию, что он стоит между ним и престолом (у Пастернака «меж мною и народом», да и текст этот Гамлет произносит Горацио, а не в лицо королю, но Додин всё обостряет до предела). В этот момент Офелии уже нет - но Гамлет за время путешествия в Англию умудряется о ней забыть: любить простодушную девочку больше, чем сорок тысяч братьев - не его тема. В своем желании вернуть трон он - достойный сын своей матери.
Единственные слезы, которые заслуживают сочувствия в этом спектакле - слезы Офелии - Лизы Боярской, которая отчаянно и мучительно не узнает «своего принца». Этот её долгий взгляд в сцене первого же их свидания, пытливый, пронзительный, неотрывный - убеждает, что сумасшествие Офелии связано исключительно с переменами в Гамлете, а вовсе не со смертью брата (хлопотливый, недалекий, как положено, Полоний - Станислав Никольский здесь - брат, а не отец Офелии).
Фото: Пресс-служба МДТ - Театра Европы/Виктор Васильев
Впрочем, как только про главных героев всё становится кристально ясно, в действие вступает пространство Александра Боровского и три актера, которые наделены именами Марцелл, Бернардо (у Шекспира - офицеры патрульной службы) и Горацио. «На свете много есть того, что сцене вашей и не снилось», - говорит им Гамлет при встрече, но это, пожалуй, вряд ли. Актеры поднимаются по вертикальным лестницам откуда-то из-под сцены - и, зная пристрастие Додина к сценическому символизму, можно сразу сказать, что только они, по мнению режиссера, и достойны какой-никакой, а вертикали. Актеров играют корифеи труппы - причем, с первого взгляда узнается лишь Игорь Иванов, Сергея Курышева и Сергея Козырева в облике седовласых и седобородых старцев сразу и не признать. Внутри белого колодца (а стены здесь до поры до времени укутаны белоснежными полотнищами) с красными тряпичными всполохами на костюмах они, эти бродячие актеры-мудрецы выглядят едва ли не волхвами-пророками. Да и слова их доходят до ума, до сердца, до печенок - самый что ни на есть классический шекспировский текст звучит, как текст передовицы. «Прелюбодейство? Это не проступок// За это не казнят, ты не умрешь.// Совокупляйтесь! Мне нужны солдаты» - произносит Иванов текст Лира, попутно оправдывая смертный грех Гертруды. «Купи себе стеклянные глаза - и делай вид, как негодяй-политик, что видишь то, чего не видишь ты», - тут уже, думаю, можно без комментариев.
Фото: Пресс-служба МДТ - Театра Европы/Виктор Васильев
С появлением этих героев в действие вступает мощная эстетическая составляющая - профессиональные игроки, на фоне которых все политические игры выглядят не просто низкими, но еще и вопиюще бездарными. Гертруда и Клавдий, сначала неуклюже падающие на узкий деревянный помост - не самое, надо признать, удобное место для совокуплений, а спустя несколько минут, бросающиеся наперегонки убивать безумную Офелию, превратившуюся в ненужную и неуправляемую свидетельницу - это уже в чистом виде фарсовые персонажи. И красные лаковые туфельки Гертруды, рифмующиеся с её красными трусиками, работают именно на этот жанр.
Собственно, как показывает опыт, в политике более-менее удовлетворительно работают только статисты. Эту роль в спектакле Додина исполняют монтировщики, которые, ритмично грохоча сапогами, выносят деревянные плиты, чтобы «замуровать» очередной труп. Фокус с пространством от художника Александра Боровского тоже безупречно бьет поддых: сбросив белые одежды, мир вокруг оборачивается тюрьмой, насквозь просматриваемыми коридорами по квадрату. Стало быть, пространством для всех описанных выше игры были не подмостки истории, а «дно» этого самого тюремного колодца. Но в нем, почти не умолкая, от начала и до конца, невыносимым и незаменимым контрапунктом звучало «Танго в сумасшедшем доме» Альфреда Шнитке, подчеркивая, что мы все-таки в театре, и что «положительным героем» может быть еще и «смех автора» или, как в данном случае, творческое и гражданское единомыслие актеров и режиссера.
Но финал, придуманный Додиным, всё же достоин отдельных аплодисментов. После предсмертных слов принца «Дальше - тишина», тишина не наступает. Вернее наступает, но лишь на мгновение. Ей разрушает человек «в штатском», объявляющий себя с экрана телевизора, проносимого перед залом статистами, гарантом спокойствия и порядка в государстве. Этот человек, исполнивший роль грядущего правителя Фортинбраса - не актер вовсе, как уверяют в МДТ. Но у него настолько характерные, до жути знакомые речевые особенности - интонации, ритмика, ошибки в произношении - что никакой актер их не воспроизведет. А вот дальше уже действительно - тишина.
Жанна Зарецкая, «Фонтанка.ру»
Оказалось, что дешевле отправиться из Москвы в Санкт-Петербург, снять на ночь отель и посмотреть «Гамлета» на родной сцене. Встреча со Львом Додиным состоявшаяся после второго показа «Гамлета» и затянувшаяся далеко за полночь, началась с вопроса зрителей о непомерных ценах. Дискуссия на эту тему развернулась и в социальных сетях. Недавно на подобный вопрос пришлось отвечать Евгению Каменьковичу во время Московского культурного форума. Он дал предельно честный ответ, сказав, что все спонсорские средства в «Мастерской Петра Фоменко» идут на покупку квартир сотрудникам театра. Выхода из ситуации нет. Лев Додин ответил так: «Не мы устанавливаем цены. Не хочу на кого-то переводить стрелки, но каждый раз на гастролях нам обещают держать цены, но не выполняют обязательств. Приношу свои извинения. Меня глубоко это ранит. Наш зритель – демократическая интеллигенция, у которой таких денег нет». И призвал нас публично выражать свое отношение к этому, заметив, что организация культурных акций, подобных «Золотой маске», - дело тяжелое, и надо это учитывать.
Идея «Гамлета» рождалась очень долго. В итоге самую знаменитую пьесу Шекспира уложили в небольшой по времени спектакль. Главную роль сыграл Данила Козловский - звезда российского кино, но стоит ему только переступить порог театра, как он становится участником общего дела, где регалии не имеют значения. Так заведено у Додина. А вот Сергея Курышева, который как и Козловский, номинируется на «Маску», у нас знают меньше, хотя за границей воспринимают как лицо русского театра. Додину важен не столько спектакль, сколько изучение связанной с ним истории. Работали же в МДТ над «Вишневым садом» аж в Гамбурге, куда отправились в поисках цветущей вишни, чтобы прочувствовать все до нюансов. «Это существенно, поскольку артисты часто играют то, чего не знают» - скажет Додин. Перед выходом спектакля «Жизнь и судьба» ездили в Освенцим, провели в бараках ночь, и все ради того, чтобы зритель испытал потрясение, которое невозможно, если его не переживет артист. В общем, спектакль – побочный продукт нашей жизнедеятельности, и «Гамлет» - не исключение. В нем использованы труды предшественников Шекспира, ставшие предтечей «Гамлета», хроники Саксона Грамматика, Рафаэля Холиншеда, включена сцена из «Короля Лира», часть реплик «Гамлета» отдана другим персонажам. Распознать все это может лишь специалист.
Художник Александр Боровский соорудил металлическую конструкцию, напоминающую строительные леса, затянутые белой пленкой. Земли тут нет, она ушла из под ног в буквальном смысле слова. Зияющие пустоты заполняются все новыми и новыми трупами, закрываются деревянными щитами. Над братской могилой жителей Эльсинора трудится целый отряд из монтировщиков театра, они даже выходят на поклоны. А Гамлет только поставляет им сырье. Он уложит всех, чтобы остаться одному. Как тут не вспомнить название фильма Валерии Гай Германики «Все умрут, а я останусь». Гамлетом движет ненависть и мщенье. Любви в нем нет, даже к Офелии. Лев Додин дает своему герою ничтожно малый масштаб, лишает его терзаний и мук, а заодно и нас лишает надежды и сильных эмоций.
Одна из лучших ролей – у Игоря Черневича, сыгравшего Клавдия. Его герой – не убийца, а спаситель отечества, освободивший страну от злобного тирана. Гертруда - современная женщина и жертва мужа-деспота, такая же демократическая сила как и ее возлюбленный Клавдий. Ее сыграла Ксения Раппопорт - с короткой стрижкой, в черном брючном костюме, красных лакированных туфлях, а потом и в алых трусах (они становятся навязчивой идеей, нам покажут и кружевное белье Офелии, которое Гамлет выбросит после их встречи).
Убиенный отец Гамлета способен был только унижать и угнетать людей, жену, за которую теперь можно только порадоваться - со смертью супруга она обрела свободу и любовь. Только Гамлет этого не понимает. Он – копия своего ужасного отца. Гамлет Козловский похож на современного парня. Такого можно встретить в метро - в капюшоне, закрывающем лицо, защищающем от тех, кто рядом. Когда Гамлет произносит коронные фразы: «Быть или не быть», «Бедный Йорик», зал смеется. Это все, что известно любому, а дальше – тишина. Офелия в исполнении Елизаветы Боярской – весьма странная особа, на такую и внимания не обратишь, и одета нелепо. На ее груди – портрет Гамлета с надписью «Мой принц». Все актеры - в белых футболках с принтами. Чей портрет у Гамлета - сразу не поймешь: то ли он сам, то ли его покойный призрак-отец, отсутствующий на сцене. Одно лицо, только постаревшее. Свернуто не только время, но и значимые фигуры. Игорь Иванов, Сергей Курышев и Сергей Козырев сыграли по нескольку ролей. Они и актеры, и могильщики. Полоний здесь Лаэрт – отец и брат Офелии в одном лице, так что можно запутаться. Каков мир – таковы и его действующие лица.
В рамках фестиваля «Золотая маска» «Гамлет» Малого драматического театра-Театр Европы, собравшего небывалый бомонд, Лев Додин уложил в 2 часа 10 минут. Цены на билеты были рекордными в истории фестиваля (от 15000 - 40000).
Идея «Гамлета» рождалась очень долго. В итоге самую знаменитую пьесу Шекспира уложили в небольшой по времени спектакль. Главную роль сыграл Данила Козловский.
Художник Александр Боровский соорудил металлическую конструкцию, напоминающую строительные леса, затянутые белой пленкой. «Земли тут нет, она ушла из под ног в буквальном смысле слова. Зияющие пустоты заполняются все новыми и новыми труппами, закрываются деревянными щитами. Над братской могилой жителей Эльсинора трудился целый отряд монтировщиков театра, он даже выходил на поклоны».
А Гамлет только поставляет им сырье. Он уложит всех, чтобы остаться одному. Гамлетом движет ненависть и мщенье. Любви в нем нет, даже к Офелии. Лев Додин дает своему герою ничтожно малый масштаб, лишает его терзаний и мук, а заодно и зрителей лишает надежды.
Гертруда - современная женщина и жертва мужа-деспота, такая же демократическая сила как и ее возлюбленный Клавдий. Ее сыграла Ксении Раппопорт - с короткой стрижкой, в черном брючном костюме, красных лакированных туфлях, а потом и в алых трусах. Потом покажут и кружевное белье Офелии, которое Гамлет выбросит после интимной встречи.
Данила Козловский в роли Гамлета и Ксения Раппопорт в роли Гертруды
Убиенный отец Гамлета способен был только унижать и угнетать людей, жену, за которую можно только порадоваться, что со смертью супруга она обрела свободу и любовь. Только Гамлет этого не понимает. Он – копия своего ужасного отца. Данила Козловский похож на современного парня, закрывающего лицо капюшоном, это как защита от того, кто рядом.
Когда звучат его фразы «Быть или не быть», «Бедный Йорик», зал смеялся. Офелия в исполнении Елизаветы Боярской – весьма странная особа, одетая как кулема. На ее груди – портрет Гамлета с надписью «Мой принц». Все актеры одеты в белые футболки с принтами. Чей портрет у Гамлета - сразу не поймешь: то ли он сам, то ли его покойный призрак-отец, отсутствующий на сцене. Одно лицо, только постаревшее. Сократили не только время, но и значимые фигуры. Игорь Иванов, Сергей Курышев и Сергей Козырев сыграли по нескольку ролей, Они и актеры, они и могильщики. Полоний здесь Лаэрт – отец и брат Офелии в одном лице, так что можно запутаться.
В спектакле Малого драматического совершена своего рода дегуманизация Гамлета.
Продолжаю смотреть драму. Нашумевший спектакль Льва Додина "Гамлет" из серии "все звезды" (Гамлет - Данила Козловский, Гертруда - Ксения Раппопорт, Офелия - Елизавета Боярская, а также Игорь Иванов, Игорь Черневич, Сергей Курышев, Сергей Козырев) был поставлен весной 2016 года. Он еще сохраняет статус премьерного, но про него давно и по-разному говорит весь театральный Петербург. Одним словом, спектакль интригует еще до входа в зал.
Во-первых, этот спектакль не похож на обычные работы Додина. 2 часа 15 минут без антракта. Предельный лаконизм, краткостьсестраталанта. Во-вторых, вместо всем известного автора пьесы значится целый список использованных материалов: датский летописец Саксон Грамматик (сокращение С.Грамматик - неграмотно, ведь Грамматик - не фамилия, а прозвище по профессии; советуем исправить на сайте и в программке), автор английских исторических хроник XVI века Рафаэль Холиншед, Б.Л.Пастернак (вероятно, имеется в виду его перевод Шекспира) и, наконец, сам Шекспир. В-третьих, количество действующих лиц существенно сокращено, так что ожидаешь какой-то непривычной камерности - хотя, чисто теоретически, можно представить себе "Гамлета" и в качестве моноспектакля.
Оформление зала тоже необычно. Заходишь - и не оставляет ощущение, что в театре ремонт. Пол на сцене разобран, кресла первого ряда завешены полиэтиленом, а декорация Александра Боровского - это трехэтажные леса, закрытые, как положено, полиэтиленовыми полотнищами. С одной стороны, перед нами инсталляция на тему "Порвалась связь времен..."; с другой - как выяснится с первых минут спектакля - действительно, ремонт, затеянный в Эльсинорском замке после смерти старого короля. А посреди сцены торчат три лестницы - наброском к уже совершившемуся распятию, когда тела сняты, а кресты убраны.
Артисты играют в зале, перед первым рядом и в проходах - сцена-то разобрана. От этого камерность действия и вовлеченность зала в происходящее достигает роковой черты - еще чуть-чуть и игра перейдет в хеппенинг, требующий включения зрителя, но эту черту Лев Додин всегда умеет не перейти. Все три двери, ведущие из фойе в зал, время от времени раскрываются и впускают внутрь героев. За пределами зала играет громкая музыка, там танцуют и веселятся - и театрально-сценическое пространство ширится вокруг нас и намечает выходы в жизнь. Здесь, в темном зале, среди разобранных полов и снятых стен, возникает пространство медитации и меланхолии. Оттанцевав первый танец с Гертрудой, Гамлет вспоминает об умершем отце и больше танцевать уже не будет. Гертруда постепенно, не сразу, но все глубже и глубже понимает, что ее любимый сын никак не может разделить ее новое супружеское счастье - и сыном нужно пожертвовать, другого выхода нет. Когда она поймет это окончательно и согласится отправить Гамлета в Англию (чтоб его там тихо убили - все это знают, хотя вслух ничего не произнесено), мы вдруг увидим, как из молодой цветущей женщины она превратилась в злобную старуху - усиливает это осознание сдернутый и больше не надеваемый парик. Значительно более простую метаморфозу претерпевает новый король: он хочет любить с трудом добытую женщину, а под ногами мешается ее сын и, по совместительству, его собственный племянник. Король-дядя пытается сыграть хорошего отца, но вскоре просто начинает беситься. Наконец, Офелия, которую в первый час спектакля Гамлет вроде бы любит, довольно скоро превращается в вечно плачущую барышню, которая заранее знает, что будет брошена, постоянно говорит об этом, портит все радости любви и действительно добивается своего: Гамлет ее бросит. Среди всех этих страстей невозмутимо ироничен Полоний (он в спектакле брат Офелии, слит с отсутствующим Лаэртом), как и положено всегда готовому на любой компромисс, незаменимому и всепонимающему царедворцу. Он одновременное воплощение цинизма, здравого смысла и совести, которая рано или поздно просыпается у всех персонажей. Станислав Никольский очень тонко играет эту роль.
Спектакль не случайно укладывается в 2 часа 15 минут. Трагедия Шекспира спрессована в спектакле Додина, потому что всем известна и без того. Она хорошо известна и героям, которые вынуждены в очередной раз ее играть, - они знают все заранее и постоянно рефлексируют по поводу ситуаций, в которые попали. Все они, начиная с Гамлета, философски-ироничны; все они комментируют шекспировский текст; комбинируют разные переводы; добавляют интертекст - фразочки из других шекспировских и нешекспировских пьес (замечательно звучит фраза леди Макбет "Кто б мог подумать, что в старике окажется столько крови" - в устах Гертруды, которая уже перестала отпираться и почти призналась в преступлении); осуждают и обсуждают шекспировский пафос с точки зрения быта и здравого смысла (не менее замечателен, например, комментарий Гертруды по поводу потной постели, о которой декламирует Гамлет: пора бы знать, говорит она, что люди всегда потеют, когда занимаются этим). Самые известные тексты помещены в совершенно непривычные контексты - например, "Быть или не быть..." Гамлет читает, вылезая из-под сцены, где у него только что был бурный секс с Офелией. Зал улыбается, но это философский смех. Соединить разного рода интертекст позволяет общая атмосфера светского (придворного? театрального? интеллигентского? гламурного?) общения, который создает постоянная перемена поэзии и прозы (собственно, вполне шекспировский прием), вечного и временного (тоже шекспировский прием), философского и телесного (тоже вполне по-шекспировски). Костюмы героев ориентированы на современность: у короля и королевы - как для гламурного сборища, у Гамлета - как для молодежной тусы, у Офелии тоже для тусы, но бедненько и попроще. На Полонии - вариант делового костюма (он ведь в замке служащий), но с претензией на бытовое удобство (он ведь почти член семьи). А еще на короле, королеве и Офелии - футболки с фотками и трэшевыми девизами на заказ: "I am the King", "He is my King", "He is my prince". На Гамлете футболка посложнее - с разъятой собственной головой, переходящей в голову убитого отца.
Комментируя Шекспира, сбиваясь, совершая какие-то неожиданные поступки (например, Клавдий вдруг психанет и убьет Офелию), герои наполняют жизнью всю эту рефлексию по поводу Шекспира. Горацио, Марцелл и Бернардо превратятся в странствующих актеров, а затем в могильщиков (обе роли они играют одинаково статично, стоя на лестницах между мирами). Во время представления пьесы (знаменитый театр в театре), которую Гамлет сочиняет прямо на наших глазах, чиркая в книжке ручкой и вырывая ненужные страницы, все пятеро обитателей замка усядутся в первый ряд и будут - каждый по-своему - реагировать. Одно удовольствие смотреть спектакль сбоку, когда видишь лица персонажей, сидящих в первом ряду. Это тончайшая индивидуальная игра и при этом - совершенно без слов - замечательный актерский ансамбль. Актеры, естественно, играют не какое-то там "Убийство Гонзаго", о нем сказали и забыли, они играют шекспировского "Гамлета" перед героями "Гамлета". Ощущение откровения. Нужно ли говорить, что, поговорив с Полонием об игре на флейте, Гамлет выйдет с флейтой и заиграет на ней? Этого уже ожидаешь, и радуешься, что угадал. Рефлексия создается на наших глазах, и мир с его бесчисленными смыслами вырастает на наших глазах - как расширялось на наших глазах театральное пространство в начале спектакля, выплескиваясь на улицу Рубинштейна. Персонажи пьесы не просто проживают перед нами свои сложные чувства, они творят и осмысляют сами себя, как гегелевский Абсолютный Дух.
Спектакль Льва Додина кажется настоящим прорывом. Театр Додина всегда был рассчитан на зрителя образованного, культурного, разбирающегося. Но здесь мастер поднялся на совершенно новый уровень: это не спектакль, это динамика смыслов, ворвавшаяся из жизни и возвращающаяся в жизнь. Гертруда, Клавдий и сам Гамлет сами сходят по лестницам в могилы, потому что другого выхода нет. Хоть Клавдий и произнесет (без энтузиазма, по необходимости) "Не пей вина, Гертруда", королева все равно хлебнет из фляжки. Приближаясь к финалу, спектакль вдруг вбирает в себя заодно и "Бориса Годунова" с его философией истории. Оказывается, король и королева хотели, как лучше: перестать воевать с соседями, проветрить Данию, начать жить по-людски. Но получилось, как всегда, ибо там, где зло единое случайно завелось... Ну, дальше сами знаете. И в финале солдафон Фортинбрас читает с экрана телевизора обращение к народу о том, что берет на себя долг восстановления государственного порядка. Одним словом, народ безмолвствует.
Трудно выделить в этом общем действе отдельные актерские работы - так все неразделимо хороши. Но уж если выделять - то совершенно замечательна Ксения Раппопорт в роли Гертруды. Она, пожалуй, перетягивает на себя центр спектакля. Ее и боишься и жалеешь по-настоящему, да и наиболее глубокая рефлексия исходит от нее. Она не только чувствует, она и мыслит на сцене.
Что касается режиссерской работы Льва Додина, то мне кажется, это лучший его спектакль за те четверть века, которые я внимательно слежу за его творчеством.
«Гамлет», сочинение для сцены Л. Додина по С. Грамматику, Р. Холиншеду, У. Шекспиру и Б. Пастернаку, – постановка, удостоенная «Золотого софита» как лучший спектакль большой формы и «Золотой маски» за роль Гамлета в исполнении Данилы Козловского.
К своим 33 годам он доказал, что не стоит от него ждать ничего ординарного и уложенного в привычные рамки. Когда вы надеетесь на продолжение успешной франшизы о жизни московского топ-менеджера, он неожиданно и элегантно располагается на сцене двух главных театров России, свингует, танцует степ и баритоном возвращает вас во времена «крысиной стаи». И только вы удобно устраиваетесь в бархатном кресле Большого, как Козловский с легкостью перемещается на многотысячную площадь и дает концерт, который не скоро забудет Дворцовая.
«Что ж вы думаете, со мной это легче, чем с флейтой? Объявите меня каким угодно инструментом, вы можете расстроить меня, но играть на мне нельзя» («Гамлет» в переводе Б. Пастернака)
Пока вы оцениваете первый его продюсерский проект и разбираете на мемы скетч под Бобби Де Ниро, Данила уже оказался в режиссерском кресле и, находясь то за камерой, то перед ней, поднимает на дыбы огромные стадионы Москвы, Краснодара и Лондона. Вы открываете его интервью и вместо подробностей нелегкого существования актера в профессии читаете рассказ о технике съемки «внутри футбола», о преимуществах камер на сегвеях или тросах, спайдеркамах и кейблкамах. Теперь вы усиленно «топите» за «Метеор», поверив в киношный футбольный клуб Козловского как в реально существующий, а в этот момент для него в Праге за одну ночь высаживают поле из 50 000 цветов, чтобы оскароносный режиссер Мишель Гондри снял свой рекламный видеошедевр. Пока вы пересаживаетесь в специально воссозданный вагон «Восточного экспресса», отправляясь с героем Данилы в любовное приключение, он уже читает рэп во Владивостоке и правит кулаками не слишком ровные криминальные носы.
Поэтому, направляясь в один из лучших театров Северной столицы, мы чувствовали себя подготовленными и, памятуя о Лопахине (предыдущей театральной работе Данилы Козловского в спектакле Льва Додина «Вишневый сад»), исполняющем My Way старины Фрэнка с энергетическим потенциалом в несколько тысяч вольт, удивить нас было трудно. Но ему снова это удалось.
Екатерина Тарасова в роли Офелии
К «Гамлету» Додин пришел, по его собственным словам, преодолевая внутреннее сопротивление. Козловский тоже долго рос и долго сопротивлялся – «копил багаж». То, как один и второй распорядились собственными размышлениями и багажом, вылилось в спектакль-исследование сложного явления «гамлетизма»: насколько творящие зло осознают, что творят зло? Что это: здоровый прагматизм или одна из форм безумия? Всепоглощающая потребность поступить именно так или невозможность поступить иначе?
Для великого гуманиста у Гамлета слишком длинный след из злодеяний и убийств. Как и у всей истории гуманизма непрерывный след из жестоких войн и кровопролития.
Так, может, мы слишком оптимистичны в своей оценке гуманизма? Может быть, вся наша история есть история варварства, пусть интеллектуально развивающегося, но основанного на принципах ненависти, стяжательства и терроризма? Возможно ли, что даже самая великая цель не стесняется расправы и убийства? И даже эфемерное обещание власти способно вмиг сдуть с нас тонкий налет духовности и интеллекта.
«Гамлет» Льва Додина не имеет уточнений в названии. Нет никаких временных привязок, исторических костюмов и сложных декораций. В черно-белой аскетичности сценографии нет ничего лишнего. Цвета присутствуют лишь на подкладке камзолов у труппы бродячих актеров (блистательное трио: Сергей Курышев, Игорь Иванов и Сергей Козырев). Но они существуют словно над спектаклем: с высоты деревянных лестниц, растущих из-под сцены, они парят над интригами и предательствами, царящими внизу.
Костюмы главных героев не оставляют сомнений в том, что скрывается за их масками. На белоснежной футболке Гертруды (Ксения Раппопорт) – самодовольное лицо Клавдия и надпись по-английски «Мой король». У короля (Игорь Черневич) – собственное изображение с амбициозным «Я король». Ярко-красная обувь на королевской чете – напоминание о недавно совершенном злодеянии. На юной Офелии (Екатерина Тарасова) принт с изображением Гамлета и надписью «Мой принц» – предмет ее любви и причина безумия. Многозначность портрета на футболке Гамлета в двух половинах его лица – молодого и состаренного. Это одновременно и дух его отца, требующего отмщенья, и оправдание для неуемной жажды власти, для которой месть служит лишь прикрытием.
Знаменитое «Быть или не быть?» додинский Гамлет спрашивает не у черепа, а у Офелии
Гамлет Козловского не рефлексирует, не испытывает сомнений. В известном монологе «Быть или не быть?» нет вопросительного знака. Он жесток и с каждым ударом молотка гробовщиков, забивающих досками черные провалы в разобранной сцене над телами упавших новых жертв, становится все более жестоким. Он безумен в своей ожесточенности и одновременно рационален. Ему не проплыть между этими Сциллой и Харибдой, они раздавят его, и под стихающие звуки флейты он тоже сгинет в деревянном нутре, отдав Эльсинор во владение Фортинбрасу. Но даже тот не появится в городе мертвых, произнеся свою инаугурационную речь с плазменного экрана.
Знакомо, не правда ли?
Эта эпоха заслужила своего Гамлета. Возможно, как антигуманист, но Гамлет Козловского наверняка попадет в мировую копилку образов.
Зная о кипучей жажде деятельности Данилы, мы предположили, что «быть или не быть» – не единственный вопрос, волнующий артиста. В отличие от своего Гамлета, Данила вынашивает планы исключительно творческие. В конце года на международном History Channel TV выходит заключительный сезон популярного канадско-ирландского сериала Vikings. Шоу, на протяжении пяти лет удерживающее высокие рейтинги по всему миру, пригласило российского актера на одну из ключевых ролей антагониста Рагнара Лодброка – пророка Олега. Прототипом героя Козловского послужил вещий Олег. Сезон содержит двадцать полноценных эпизодов, для работы над которыми актеру приходилось на протяжении полутора лет периодически наведываться в Ирландию.
Перед выходом на сцену Данила сменяет уютный кардиган Gucci на черное пальто и худи
Режиссерское и продюсерское кресла также пришлись ему впору. Закончив с фестивальными прокатами дебютного «Тренера», Козловский приступил к новому проекту под рабочим названием «Ликвидаторы». Про будущую работу режиссер говорит лишь, что фильм, основанный на реальных событиях, ставит перед ним амбициозные задачи «с точки зрения масштаба темы, съемочной команды и бюджета». И хотя Данила скупо делится информацией о новом проекте, только ленивый не увидел публикации в Instagram о его совместном визите со съемочной группой кинокомпании «Перевал» на Ленинградскую атомную станцию.
