Лев Толстой

Анна Каренина

Роман «Широкого дыхания»

«Анна Каренина» поразила современников «вседневностью содержания». Необычайная свобода, раскованность повествования удивительно сочетались в этом романе с цельностью художественного взгляда автора на жизнь. Он выступал здесь как художник и мыслитель и назначение искусства видел «не в том, чтобы неоспоримо разрешить вопрос, а в том, чтобы заставить любить жизнь в бесчисленных, никогда не истощимых всех ее проявлениях» (61, 100).

В 70-е годы один маститый писатель (по-видимому, Гончаров) сказал Достоевскому: «Это вещь неслыханная, это вещь первая. Кто у нас, из писателей, может поравняться с этим? А в Европе – кто представит хоть что-нибудь подобное?» Ф.М. Достоевский находил в новом романе Толстого «огромную психологическую разработку души человеческой», «страшную глубину и силу» и, главное, «небывалый доселе у нас реализм художественного изображения».

Время подтвердило эту высокую оценку. Из статей и книг на всех языках мира, посвященных «Анне Карениной», можно составить целую библиотеку. «Я без колебаний назвал „Анну Каренину“ величайшим социальным романом во всей мировой литературе», – писал Томас Манн.

Значение романа Толстого состоит не в эстетической ценности отдельных картин, а в художественной завершенности целого.

«Войну и мир» Толстой называл книгой о прошлом. В начале 1865 года он просил редактора журнала «Русский вестник» М.Н. Каткова в оглавлении и даже в объявлении не называть его сочинение романом: «…для меня это очень важно, и потому очень прошу вас об этом» (61, 67). Толстой мог бы обосновать свое определение жанра («книга») ссылкой на Гегеля, которого он внимательно перечитывал в годы работы над «Войной и миром». Гегель называл книгой эпические произведения, связанные с «целостным миром» определенного народа и определенной эпохи. Книга, или «самобытная эпопея», дает картину национального самосознания «в нравственных устоях семейной жизни, в общественных условиях состояния войны и мира (курсив наш. – Э.Б.), в его потребностях, искусствах, обычаях, интересах…».

«Анну Каренину» Толстой называл романом из современной жизни. В 1873 году, только еще начиная работу, он говорил Н.Н. Страхову: «…роман этот – именно роман (курсив наш. – Э.Б.), первый в моей жизни, очень взял меня за душу, и я им увлечен весь» (62, 25).

Эпоха Отечественной войны позволила Толстому изобразить в «Войне и мире» жизнь русского народа великой эпохи как «целостный мир», прекрасный и возвышенный. «Я художник, – пишет Толстой, размышляя над событиями 1812 года, – и вся жизнь моя проходит в том, чтобы искать красоту» (15, 241). Общественный подъем 60-х годов, когда в России было уничтожено рабство крестьян, наполнял и автора «Войны и мира» чувством духовной бодрости и веры в будущее. В 70-е же годы, в эпоху глубокого социального кризиса, когда написана «Анна Каренина», мироощущение Толстого было иным. «Все врознь» – так определил сущность пореформенной эпохи Ф.М. Достоевский. Толстой видел перед собой «раздробленный мир», лишенный нравственного единства. «Красоты нет, – жаловался он, – и нет руководителя в хаосе добра и зла» (62, 25).

Если в «Войне и мире» преобладает нравственная целостность и красота, или поэзия, то для «Анны Карениной» становится характерным раздробленность и хаос, или проза. После «Войны и мира», с ее «всеобщим содержанием» и поэтической простотой, замысел «Анны Карениной» казался Толстому «частным», «не простым» и даже «низменным» (62, 142).

Переход от «Войны и мира» к «Анне Карениной» имеет историческое, социальное и философское обоснование. В романе, в отличие от «книги», как об этом писал Гегель, «отсутствует самобытное поэтическое состояние мира»: «роман в современном значении предполагает прозаически упорядоченную действительность». Однако здесь «снова полностью выступает богатство и разнообразие интересов, состояний, характеров, жизненных отношений, широкий фон целостного мира, равно поэтическое изображение событий». Круги событий в романе по сравнению с «самобытной эпопеей» ýже, но познание жизни может проникать глубже в действительность. У романа как художественной формы есть свои законы: «завязка, постоянно усложняющийся интерес и счастливая или несчастливая развязка» (13, 54). Начав с того, что «все смешалось в доме Облонских», Толстой рассказывает о разрушении дома Карениных, о смятении Левина и наконец приходит к тому, что во всей России «все переворотилось»… «Усложняющийся интерес» выводит сюжет романа за пределы «семейной истории».

В «Анне Карениной» не было великих исторических деятелей или мировых событий. Не было здесь также лирических, философских или публицистических отступлений. Но споры, вызванные романом, сразу же вышли за пределы чисто литературных интересов, «как будто дело шло о вопросе, каждому лично близком». Толки о романе Толстого сливались с злободневными политическими известиями. «О выходе каждой части Карениной, – отмечал Н.Н. Страхов, – в газетах извещают так же поспешно и толкуют так же усердно, как о новой битве или новом изречении Бисмарка».

«Роман очень живой, горячий и законченный, которым я очень доволен», – говорил Толстой в самом начале работы (62, 16). В последующие годы он иногда охладевал к своему роману. Но замысел «живой, горячий и законченный» вновь и вновь завладевал его воображением. А когда наконец труд многих лет был окончен, Толстой признался, что «общество, современное „Анне Карениной“, ему гораздо ближе, чем общество людей „Войны и мира“, вследствие чего ему легче было проникнуться чувствами и мыслями современников „Анны Карениной“, чем „Войны и мира“. А это имеет громадное значение при художественном изображении жизни». В этом и состоит «вседневность» содержания толстовского романа «из современной жизни».

Замысел Толстого, который он вначале называл «частным», постепенно углублялся. «Я очень часто, – как бы оправдываясь, признавался Толстой, – сажусь писать одно и вдруг перехожу на более широкие дороги: сочинение разрастается». И успех романа оказался громадным; его читали во всех кругах образованного общества. И вскоре выяснилось, что «Анна Каренина» была встречена с осуждением в «высших сферах». М.Н. Катков решительно отказался печатать в «Русском вестнике» эпилог романа и «опустил перед Толстым шлагбаум». Уже тогда начиналось то отчуждение от дворянского высшего круга, которое позднее, после «Воскресения», привело к осуждению Толстого и отлучению его от церкви.

М.Н. Катков, лидер реакционной журналистики 70-х годов, тонко почувствовал острую критическую мысль Толстого и стремился всеми силами нейтрализовать впечатление, произведенное на современников «Анной Карениной». Но дело уже было сделано: Толстой высказался и облегчил свою совесть. Н.С. Лесков с тревогой отмечал, что за «Анну Каренину» Толстого дружно ругают «настоящие светские люди», а за ними «тянут ту же ноту действительные статские советники».

Изображение «золоченой молодежи» в лице Вронского и «сильных мира сего» в лице Каренина не могло не вызвать негодования. Сочувствие народной жизни, воплощенное в Левине и в картинах крестьянского быта, также не пробуждало восторга у «настоящих светских людей». «А небось чуют они все, – писал Толстому Фет, – что этот роман есть строгий неподкупный суд всему нашему строю жизни».

Толстой был уверен, что изменится «весь строй жизни». «Наша цивилизация… идет к своему упадку, как и древняя цивилизация», – говорил он. Это ощущение приближающихся коренных перемен в жизни дворянского общества постепенно нарастает в его творчестве по мере приближения первой русской революции. Уже в «Анне Карениной» появляются характерные черты кризисной исторической метафоры, которую Толстой повторял много раз и в своих публицистических высказываниях.

Красносельские скачки были «жестоким зрелищем». Один из офицеров упал на голову и разбился замертво – «шорох ужаса пронесся по всей публике». «Все громко выражали свое неодобрение, все повторяли сказанную кем-то фразу: „Недостает только цирка с львами“. Здесь появляется и Гладиатор – конь Махотина. Одна из зрительниц обмолвилась знаменательными словами: „Если бы я была римлянка, то не пропустила бы ни одного цирка“.

«Жестокое зрелище», напоминавшее о римских ристалищах и цирках, было устроено для развлечения двора. «Большой барьер, – пишет Толстой, – стоял перед самой царской беседкой. Государь, и весь двор, и толпы народа – все смотрели на них».

К той же метафоре относятся и упоминания о Сафо, светской львице, в кружке которой проводит свои вечера Анна, и «афинские вечера», которые посещает Вронский.

Из разрозненных подробностей в романе Толстого возникает цельная картина «современного Рима эпохи упадка цивилизации». Это отношение к современности было характерно не только для Толстого, но и для многих мыслителей и публицистов его эпохи.

/ Елена СУДАРЕВА. ОТМЩЕНИЕ АННЫ. О романе Льва Толстого «Анна Каренина»

Елена СУДАРЕВА. ОТМЩЕНИЕ АННЫ. О романе Льва Толстого «Анна Каренина»

ОТМЩЕНИЕ АННЫ

О романе Льва Толстого «Анна Каренина»

Лев Николаевич Толстой взял эпиграфом к своему роману «Анна Каренина» (1873-1877) слова апостола Павла из его послания «К Римлянам» - Новый Завет (Рим, 12:19) - «Мне отмщение и Аз воздам». Полная же фраза звучит так: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте месть гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение и Аз воздам, говорит Господь».

Эпиграф - это всегда ключ к восприятию художественного произведения. Именно эпиграф задаёт духовный масштаб, в котором и будет жить слово автора. Именно эпиграф - путеводный знак в художественную вселенную писателя. И в романе Толстого он ясно указывает читателю, что ждет его впереди. А ждет читателя прежде всего драма духовная, а только потом - любовная, психологическая, социальная, бытовая…

В начале повествования, на балу в Москве, юная княжна Кити Щербацкая, увлеченная блестящим офицером, графом Алексеем Вронским, ожидает его предложения руки и сердца. Ей кажется, что судьба ее должна непременно решиться в этот вечер. Но все надежды Кити рушатся. Анна Каренина, молодая замужняя светская дама, приехавшая к Долли, сестре Кити, из Петербурга, покоряет Вронского и полностью завладевает его восторженным вниманием на балу.

«Она (Кити, - Е.С .) видела их своими дальнозоркими глазами, видела их и вблизи, когда они сталкивались в парах, и чем больше она видела их, тем больше убеждалась, что несчастье ее свершилось… Анна улыбалась, и улыбка передавалась ему. Она задумывалась, и он становился серьезен. Какая-то сверхъестественная сила притягивала глаза Кити к лицу Анны. Она была прелестна в своем простом черном платье, прелестны были ее полные руки с браслетами, прелестна твердая шея с ниткой жемчуга, прелестны вьющиеся волосы расстроившейся прически, прелестны грациозные легкие движения маленьких ног и рук, прелестно это красивое лицо в своем оживлении; но было что-то ужасное и жестокое в ее прелести».

Семь раз в этом небольшом отрывке Толстой повторяет одно и то же слово «прелестный - прелесть». Если в мирском языке «прелестный» несет положительное значение как синоним прилагательных «красивый, очаровательный», то в религиозной православной литературе смысл этого слова сугубо отрицательный. Прелесть - это зачарованность собой, это гордыня, это ложное увлечение, это духовный обман.

Так красота и привлекательность Анны в тексте романа начинает словно раздваиваться, мерцать, неожиданно превращаясь в свою противоположность - жестокость и разрушение. А сам образ «прелестной» женщины предстает в произведении Толстого как поле-игралище противоборствующих духовных сил: света и тьмы, любви и ненависти.

В душном вагоне петербургского поезда, после встречи с Вронским в Москве, по дороге домой в Петербург ее обступают пугающие видения, и она словно теряет ясность сознания: «На нее беспрестанно находили минуты сомнения, вперед ли едет вагон, или назад, или вовсе стоит. Аннушка (девушка Анны, - Е.С .) ли подле нее или чужая? - Что там, на ручке, шуба это или зверь? И что сама я тут? Я сама или другая? - Ей страшно было отдаваться этому забытью. Но что-то втягивало в него, и она по произволу могла отдаваться ему и воздерживаться».

Толстому удается каким-то чудом поймать тот неизъяснимый миг, когда его героиня начинает терять точку опоры внутри себя и вовне. В Анне еще только назревает тот роковой духовный переворот, когда все ранее незыблемые понятия и вещи предстанут перед ней в совершенно ином свете, но автор уже приготовляет читателя к грядущей роковой перемене.

Кажется, Толстому мало показать внутреннее смятение Анны, потерю душевного центра тяжести. Художник одним взмахом пера бросает свою героиню навстречу природной стихии, в буран и метель. Анна выходит на остановке из душного вагона подышать: «И она отворила дверь. Метель и ветер рванулись ей навстречу и заспорили с ней о двери. И это ей показалось весело».

Во время своей первой встречи с Карениной в Москве, в коридоре прибывшего из Петербурга поезда, Вронский заметил «сдержанную оживленность, которая играла в ее лице и порхала между блестящими глазами и чуть заметной улыбкой, изгибающей ее румяные губы». Но вот с порывом снежного ветра в героиню будто вселяется новая, незнакомая ранее веселость, именно эта новая «веселость» вскоре станет глухой стеной отгораживать Анну от ее прошлой жизни.

«Страшная буря рвалась и свистела между колесами вагонов по столбам из-за угла станции. Вагоны, столбы, люди, все, что было видно, - было занесено с одной стороны снегом и заносилось все больше и больше. На мгновенье буря затихала, но потом опять налетала такими порывами, что, казалось, нельзя было противостоять ей». В этой снежной буре Анна вновь встречает на станции Вронского, который следует за ней в Петербург. И первое чувство, которое охватывает ее в этот миг, - «чувство радостной гордости».

Радостная гордость в начале отношений и отчаянная гордость в конце их любви - а меж этими двумя точками пролегает целая бездна страстей. Как только Вронский открыто произнесет слова любви, страстный вихрь, как снежный ветер, вырвется на свободу и преодолеет все препятствия. Даже ужас метели покажется Анне в ту минуту еще более прекрасным.

Страх и счастье еще будут бороться в душе героини, но исход битвы, кажется, уже предрешен: стихия страсти безвозвратно поглотит жизнь Анны.

В первый же вечер дома Анна, как обычно, как было до ее поездки в Москву, интересуется чтением мужа (Алексея Александровича Каренина, важного министерского чиновника). Алексей Александрович отзывается о новой книге «Поэзия ада» герцога де Лиля как об очень замечательном произведении. «Анна улыбнулась, как улыбаются слабостям любимых людей, и, положив свою руку под его, проводила его до дверей кабинета».

Символично название, которое выбрал Толстой для домашнего чтения Каренина. Да, именно поэзия ада сначала поработит, а в конце разрушит судьбы главных героев романа.

Стремительно быстро после возвращения в Петербург происходит сближение Анны с графом Вронским. Их роман близится к точке невозврата, и в свете уже начинают говорить об этой скандальной связи.

Поздно возвращается Анна домой после очередного разговора с Вронским в салоне княгини Бетси: «Анна шла, опустив голову и играя кистями башлыка. Лицо ее блестело ярким блеском; но блеск этот был не веселый - он напоминал страшный блеск пожара среди темной ночи. Увидав мужа, Анна подняла голову и, как будто просыпаясь, улыбнулась».

Каренин ждал жену и хотел с нею объясниться, предостеречь. Однако все попытки откровенного разговора Алексея Александровича наталкиваются на глухое сопротивление Анны:

«- Что же это такое? О чем это? - спросила она, садясь. - Ну, давай переговорим, если так нужно. А лучше бы спать.

Анна говорила, что приходило ей на уста, и сама удивлялась, слушая себя, своей способности лжи. Как просты, естественны были ее слова и как похоже было, что ей просто хочется спать! Она чувствовала себя одетою в непроницаемую броню лжи. Она чувствовала, что какая-то невидимая сила помогала ей и поддерживала ее».

Эта невидимая сила, этот дух лжи, овладел Анной. И Толстой вместе со своей героиней будто со стороны наблюдают, какие перемены происходят в ее душе. Но есть еще один, третий, не менее проницательный, наблюдатель всех перемен, происходящих в Анне, - это Алексей Александрович Каренин: «Она смотрела так просто, так весело, что кто не знал ее, как знал муж, не мог бы заметить ничего неестественного ни в звуках, ни в смысле ее слов. Но для него, знавшего ее... знавшего, что всякую свою радость, веселье, горе она тотчас сообщала ему, - для него теперь видеть, что она не хотела замечать его состояния, что не хотела ни слова сказать о себе, означало многое. Он видел, что та глубина ее души, всегда прежде открытая перед ним, была закрыта от него».

И эта закрытость Анны сопровождается какой-то новой пугающей веселостью: «Он говорил и смотрел на ее смеющиеся, страшные теперь для него своею непроницаемостью глаза и, говоря, чувствовал всю бесполезность и праздность своих слов».

Страсть, поселившаяся в Анне после встречи с Вронским, что-то необратимо меняет в ее характере и начинает вызывать в близких людях страх. Пугает красота Анны на балу Кити, которая раньше так восхищалась ею и как молоденькая девушка была влюблена в нее. Пугается Каренин, наталкиваясь на «веселую» стену непонимания, которую Анна воздвигла между собой и мужем. Но придет черед и Вронского испугаться перемен, произошедших в Анне: «Эти припадки ревности, в последнее время все чаще и чаще находившие на нее, ужасали его и, как он ни старался скрывать это, охлаждали его к ней, несмотря на то, что он знал, что причина ревности была любовь к нему».

«- Ну, ну, так что ты хотел сказать мне про принца? Я прогнала, прогнала беса, - прибавила она. Бесом называлась между ними ревность…

Опять, опять дьявол! - взяв руку, которую она положила на стол, и целуя ее, сказал Вронский».

В романе Толстого не мнение лицемерного светского общества губит Анну, не ее двусмысленное положение, невозможность развода и разлука с маленьким сыном, нет - именно духовный, внутренний разлом приводит ее к трагическому концу.

Не сотвори себе кумира! Но Анна творит кумира из своей любви, главной ценности собственной жизни, подавив в себе даже желание иметь детей от любимого мужчины (в страхе потерять свою привлекательность, свою красоту!). Анна словно запирается в неосуществимом желании - жить только своей и его любовью и чарами своей красоты вечно удерживать любовника возле себя. К несчастью, эта одержимость одним чувством, одной мыслью, одним человеком и становится верным путем к погибели.

Вронский после рождения дочери и начала совместной жизни с Анной в прямом и переносном смысле меняется местами с Алексеем Александровичем Карениным. «Веселость» Анны, от которой он не знает, чего ждать, так же начинает пугать Вронского: «Он серьезным взглядом посмотрел на нее, но она ответила ему тем же вызывающим, не то веселым, не то отчаянным взглядом, значение которого он не мог понять. За обедом Анна была наступательно весела…

Анна, ради бога! Что с вами? - сказал он, будя ее, точно так же как говорил ей когда-то ее муж».

Кажется, что сила разрушительной страсти, раз вселившись в Анну, не может остановиться и продолжает свое страшное дело, пока не погубит окончательно одержимого ею человека.

Вронский уже не в силах выносить все разговоры Анны о любви: «Он посмотрел на нее. Он видел всю красоту ее лица и наряда, всегда так шедшего к ней. Но теперь именно красота и элегантность ее были то самое, что раздражало его». Красота Анны пугает Кити, красота Анны начинает раздражать Вронского. Главная забота и оружие Анны превращается в обоюдоострый клинок, обращенный своим острием против нее самой.

Гордыня Анны - вот дверь, через которую дух разрушения проникает в ее душу и полностью завладевает ее сердцем. Она заболевает гордостью и, забыв саму любовь, сломя голову бросается в омут борьбы с возлюбленным. В последний майский день ее жизни, ее преследуют не столько мысли о смерти, сколько мысли о ложном унижении перед Вронским: «Я умоляю его простить меня. Я покорилась ему. Признала себя виноватою. Зачем? Разве я не могу жить без него?».

Чувство уязвленной гордости и отмщения всему миру, но прежде всего своему возлюбленному, которого она так страстно ненавидит и любит в эти последние мгновенья, целиком завладевают Анной.

По дороге на вокзал, по пути к совершению самоубийства Анна, как Раскольников, решившийся пролить кровь, в «Преступлении и наказании» Достоевского, духовно отрезает себя от людей, разрывая все свои связи с остальным миром. Ей начинает казаться, что всем в этой жизни управляет ненависть друг к другу. «Это - ад!.. И в домах все люди, люди… Сколько их, конца нет, и все ненавидят друг друга», - думает она, подъезжая к вокзалу.

Крест, которым осеняет себя Анна в последнюю минуту жизни, проясняет ее сознание: «Привычный жест крестного знамения вызвал в душе ее целый ряд девичьих и детских воспоминаний, и вдруг мрак, покрывавший для нее все, разорвался, и жизнь предстала ей на мгновение со всеми ее светлыми прошедшими радостями. Но она не спускала глаз с колес подходящего второго вагона».

Однако о самоубийстве, к счастью, только думает, еще один герой романа Толстого - alter ego автора - Константин Левин, по большой взаимной любви женившийся на Кити Щербацкой. Счастливый муж и отец ищет и не находит смысла жизни, Бога, ни в чтении умных книг, ни в семейных радостях, ни в серьезном занятии своим помещичьим хозяйством: «Так он жил, не зная и не видя возможности знать, что он такое и для чего живет на свете, и мучаясь этим незнанием до такой степени, что боялся самоубийства, и вместе с тем твердо прокладывая свою особенную, определенную дорогу в жизни».

Но смирив гордыню своего умственного поиска, Левин неожиданно находит ответ на мучительные вопросы в собственной сердечной глубине. Однажды крестьянин, подавальщик при сборе сена, Федор говорит Левину: «…Фоканыч - правдивый старик. Он для души живет. Бога помнит». И эти простые заветные слова, как последнее крестное знамение Анны, разрывают духовный мрак: «Новое радостное чувство охватило Левина. При словах мужика о том, что Фоканыч живет для души, по правде, по-божьи, неясные, но значительные мысли толпою как будто вырвались откуда-то иззаперти и все, стремясь к одной цели, закружились в его голове, ослепляя его своим светом». Так Константин Левин вновь обретает веру в Бога.

Ранчин А. М.

В первоначальных редакциях романа (в одной из самых ранних он был иронически озаглавлен «Молодец-баба») героиня была нарисована как физически, внешне, так и душевно, внутренне, непривлекательной. Намного симпатичнее выглядел ее муж.

Замысел сюжета романа связан с сюжетом пушкинского «Евгения Онегина»: «Очевидно, что “Анна Каренина” начинается тем, чем “Евгений Онегин” заканчивается. Толстой полагал, что вообще рассказ нужно начинать с того, что герой женился или героиня вышла замуж <…>. В гармоническом мире Пушкина равновесие брака сохраняется. В смятенном мире толстовского романа - рушится. Все же и в “Анне Карениной” эпос побеждает трагедию. Поиски смысла жизни, не дающие покоя Левину, лежат, однако, не только за пределами любви, но даже и семьи, хотя Лев Толстой вдохновлялся в этом романе “мыслью семейной”» (Громова-Опульская Л. Д. А. С. Пушкину истоков «Анны Карениной»: Текстология и поэтика. С. 170-171. Ранее ту же мысль высказывал Э. Г. Бабаев: Бабаев Э. Г. Роман и время. Тула, 1975. С. 228).

Роман держится на «сцеплениях», как и «Война и мир». Действие продолжается после смерти главной героини. Объясняя конструктивный принцип произведения, автор писал Н. Н. Страхову, участвовавшему в подготовке отдельного издания: «Если же бы я хотел сказать словами все то, что имел в виду выразить романом, то я должен бы был написать роман тот самый, который я написал, сначала. И если близорукие критики думают, что я хотел описывать только то, что мне нравится, как обедает Облонский и какие плечи у Карениной, то они ошибаются. Во всем, почти во всем, что я писал, мною руководила потребность собрания мыслей, сцепленных между собою, для выражения себя, но каждая мысль, выраженная словами особо, теряет свой смысл, страшно понижается, когда берется одна из того сцепления, в котором она находится. Само же сцепление составлено не мыслью (я думаю), а чем-то другим, и выразить основу этого сцепления словами никак нельзя; а можно только посредственно - словами описывая образы, действия, положения» (письмо от 23 апреля 1876 г.).

Примерно то же автор «Анны Карениной» объяснял другому корреспонденту, С. А. Рачинскому: «Суждение ваше об А. Карениной мне кажется неверно. Я горжусь, напротив, архитектурой - своды сведены так, что нельзя и заметить, где замок. И об этом я более всего старался. Связь постройки сделана не на фабуле и не на отношениях (знакомствах) лиц, а на внутренней связи <…> Верно, вы ее не там ищете, или мы иначе понимаем связь; но то, что я разумею под связью, - то самое, что для меня делало это дело значительным, - эта связь там есть - посмотрите - вы найдете».

Главная героиня, Анна Каренина, - натура тонкая и совестливая, ее связывает с любовником графом Вронским настоящее, сильное чувство. Муж же Анны, высокопоставленный чиновник Каренин – как будто бы бездушен и черств, хотя в отдельные моменты и способен к высоким, истинно христианским, добрым чувствам. «Каренон» по-гречески (у Гомера) «голова», с декабря 1870 г. Толстой учил греческий язык. По признанию Толстого сыну Сергею, фамилия «Каренин» произведена от этого слова. «Не потому ли он дал такую фамилию мужу Анны, что Каренин - головной человек, что в нем рассудок преобладает над сердцем, то есть чувством?». - Толстой С. Л. Об отражении жизни в «Анне Карениной». - Литературное наследство. М., 1939. Т. 37/38. С. 569

Толстой создает обстоятельства, казалось бы, оправдывающие Анну. Писатель рассказывает в романе о связях другой светской дамы, Бетси Тверской. Эти связи она не афиширует, не выставляет напоказ и пользуется в обществе высокой репутацией и уважением. Анна же открыта и честна, она не скрывает своих отношений с Вронским и стремится добиться развода у мужа. И тем не менее Толстой судит Анну от лица самого Бога. Расплатой за измену мужу оказывается самоубийство героини. Ее смерть - проявление божественного суда: эпиграфом к роману Толстой выбрал слова Бога из библейской книги Второзаконие в церковнославянском переводе: “Мне отмщение, и Аз воздам”. Анна кончает жизнь самоубийством, но не оно является божественным возмездием - смысл божественного наказания Анны не раскрывается Толстым. (Кроме того, согласно Толстому, высшего суда заслуживает не только Анна, но и другие совершившие грех персонажи - прежде всего, Вронский.) Вина Анны для Толстого - в уклонении от предназначения жены и матери. Связь с Вронским не только нарушение супружеского долга. Она приводит к разрушению семьи Карениных: их сын Сережа теперь растет без матери, и Анна и ее муж борются друг с другом за сына. Любовь Анны к Вронскому - это не высокое чувство, в котором над физическим влечением преобладает духовное начало, а слепая и губительная страсть. Ее символ - яростная метель, во время которой происходит объяснение Анна и Вронского. По мысли Б. М. Эйхенбаума, «трактовка страсти как стихийной силы, как “поединка рокового”, и образ женщины, гибнущей в этом поединке, - это основные мотивы “Анны Карениной” подготовлены лирикой Тютчева». - Эйхенбаум Б. Лев Толстой: Семидесятые годы. Л., 1960. 181 Анна сознательно идет против божественного закона, охраняющего семью. В этом для автора ее вина.

Позднее Толстой писал о библейском речении - эпиграфе к «Анне Карениной»: «Много худого люди делают сами себе и друг другу только оттого, что слабые, грешные люди взяли на себя право наказывать других людей. “Мне отмщение, и Аз воздам”. Наказывает только Бог и то только через самого человека». По замечанию А. А. Фета, «Толстой указывает на “Аз воздам” не как на розгу брюзгливого наставника, а как на карательную силу вещей <…>» (Литературное наследство. Т. 37-38. С. 234). Жесткий морализм, желание судить ближнего Толстым отвергаются - так способны только черствые и ханжески-благочестивые натуры наподобие графини Лидии Ивановны, настроившей Каренина против Анны. «Эпиграф романа, столь категорический в своем прямом, исходном значении, открывается читателю еще иным возможным смыслом: “Мнé отмщение, и Аз воздам”. Только Бог имеет право наказывать, а люди судить не имеют право. Это не только иной смысл, но и противоположный первоначальному. В романе все сильнее выявляется пафос нерешенности. Глубины, правды - и потому нерешенности.

<…> В “Анне Карениной” нет одной исключительной и безусловной правды - в ней многие правды сосуществуют и одновременно сталкиваются между собой», - так истолковывает эпиграф Е. А. Маймин (Маймин Е.А. Лев Толстой: Путь писателя. М., 1978. С. 122).

Но возможно и еще одно толкование. По речению Христа, «от всякого, кому дано много, много и потребуется» (Лк. 12: 48). Анне дано больше чем, не хранящим верность Бетси Тверской или Стиве Облонскому. Она душевно богаче и тоньше их. И с нее взыскано строже. Такое толкование соответствует смыслу эпиграфа к тексту первой законченной редакции романа: «Одно и то же дело женитьба для одних забава, для других мудрейшее дело на свете». Для Анны брак, замужество - не забава, и тем тяжелее ее грех.

В романе Толстого соединены три сюжетные линии - истории трех семей. Эти три истории одновременно и похожи, и различны. Анна выбирает любовь, губя семью. Долли, жена ее брата Стивы Облонского, ради счастья и благополучия детей, примиряется с изменившим ей мужем. Константин Левин, женясь на юной и очаровательной сестре Долли, Кити Щербацкой, стремится создать истинно духовный и чистый брак, в котором муж и жена становятся одним, сходно чувствующим и думающим существом. На этом пути его подстерегают искушения и трудности. Левин теряет понимание жены: Кити чуждо его желание к опрощению, сближению с народом.

Г. Я. Галаган соотносит судьбы героев романа, их жизненный выбор с толкованием восточной притчи о путнике и драконе, содержащейся в трактате-автобиографии Толстого «Исповедь». В «Исповеди» Толстой пишет о четырех способов, которым люди его круга пытаются укрыться от страха жизни: это выход неведения, это выход эпикурейства, это выход силы и энергии (способность к самоубийству) и это выход слабости (жизнь в иллюзорной надежде на обретение смысла и спасение). «Каждый из этих путей (а не только путь «прозрения»), содержащий в себе изначала зародыши саморазрушения, еще до своего философско-символического истолкования в трактате получил образное воплощение в художественной ткани “Анны Карениной”. Путь “неведения” (Каренин и Вронский), путь “эпикурейства” (Стива Облонский), “путь силы и энергии” (Анна) и путь “от слабости к прозрению” (Левин), символизирующие собою возможные судьбы русского “образованного сословия” и теснейшим образом внутренне друг с другом соотнесенные, определяют социально-философскую направленность романа <…>» (Галаган Г. Я. Л. Н. Толстой // История русской литературы: В 4 т. Л., 1982. Т. 3. С. 832-833).

О некоторых частностях можно поспорить. Самоубийство Анны - очень важно, что это самоубийство женщины, которой кажется, что к ней охладел любовник, а не «философское» решение покончить с собой - сложно назвать «выходом силы и энергии». Но все же в главном сопоставление романа и трактата оправдано.

История женитьбы Левина на Кити, их брака и духовных исканий Левина автобиографична. (Фамилия должна произноситься «Лёвин», Толстого называли в домашнем кругу «Лёв Николаевич», в соответствии в русской, а не церковнославянской нормой произношения. См.: Бабаев Э. Г. Комментарии // Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: В 22 т. М., 1982. Т. 9. С. 440) Она во многом воспроизводит эпизоды женитьбы и семейной жизни Льва Николаевича и Софьи Андреевны. (Так, объяснение Левина с Кити посредством записываемых мелком первых букв в словах - в точности соответствует объяснению Толстого с Софьей Андреевной, описанному в дневнике жены писателя.) Имеют легко узнаваемые прототипы и другие персонажи романа (например, прообраз брата Левина - брат писателя Дмитрий Николаевич).

Отличительная художественная особенность романа - повторы ситуаций и образов, выполняющие роль предсказаний и предвестий. Анна и Вронский знакомятся на железнодорожном вокзале. В момент первой встречи, когда Анна приняла первый знак внимания со стороны нового знакомого, сцепщика поездов раздавило составом. На железнодорожной станции происходит и объяснение Вронского и Анны. Охлаждение Вронского к Анне приводит ее к самоубийству: Анна бросается под поезд. Образ железной дороги соотносится в романе с мотивами страсти, смертельной угрозы, с холодом и бездушным металлом. Смерть Анны и вина Вронского предугаданы в сцене конских скачек, когда Вронский из-за своей неловкости ломает хребет прекрасной кобыле Фру-Фру. Гибель лошади как бы предвещает судьбу Анны. Символичны сны Анны, в которых она видит мужика, работающего с железом. Его образ перекликается с образами железнодорожных служащих и овеян угрозой и смертью. Металл и железная дорога наделены в романе пугающим смыслом.

Тонкая и глубокая характеристика композиции, поэтики совпадений в толстовском романе принадлежит чешскому писателю Милану Кундере: «В начале <…> романа <…> Анна встречается с Вронским при странных обстоятельствах. Она на перроне, где только что кто-то попал под поезд. В конце романа бросается под поезд Анна. Эта симметрическая композиция, в которой возникает одинаковый мотив в начале и в конце романа, может вам показаться слишком “романной”. Да, могу согласиться, однако при условии, что слово “романный” вы будете понимать отнюдь не как “выдуманный”, “искусственный”, “непохожий на жизнь”. Ибо именно так и компонуются человеческие жизни.

Они скомпонованы так же, как музыкальное сочинение. Человек, ведомый чувством красоты, превращает случайное событие (<…> смерть на вокзале) в мотив, который навсегда останется в композиции его жизни. Он возвращается к нему, повторяет его, изменяет, развивает, как композитор - тему своей сонаты. Ведь могла же Анна покончить с собой каким-то иным способом! Но мотив вокзала и смерти, этот незабвенный мотив, связанный с рождением любви, притягивал ее своей мрачной красотой и в минуты отчаяния. Сам того не ведая, человек творит свою жизнь по законам красоты даже в пору самой глубокой безысходности.

Нельзя, следовательно, упрекать роман, что он заворожен тайными встречами случайностей (подобными встрече Вронского, вокзала и смерти <…>), но можно справедливо упрекать человека, что в своей повседневной жизни он слеп к таким случайностям. Его жизнь тем самым утрачивает свое измерение красоты» (Кундера М. Невыносимая легкость бытия: Роман / Пер. с чеш. Н. Шульгиной. СПб., 2002. С. 65-66).

Символична метель, вихрь, во время которой встречаются на перроне Вронский и Анна. Это знак стихии, роковой и безудержной страсти. Сон, в котором Анне слышится голос, предрекающий смерть родами, также исполнен глубинного смысла: Анна умирает в родах, но не тогда, когда рожает дочь, а когда в любви к Вронскому сама рождается к новой жизни: рождение не совершается, дочь она полюбить не смогла, любовник перестает ее понимать.

В «Анне Карениной» Толстой использует прием внутреннего монолога, описания хаотических, произвольно сменяющих друг друга наблюдений, впечатлений от окружающего мира и мыслей героини (Анна, едущая после ссоры с Вронским на вокзал).

«Анна Каренина» - произведение не только полное философского смысла, но и злободневное. Действие романа происходит с 1873 по 1876 годы, и автор откликается на все животрепещущие темы: пишет и о крестьянской реформе, и о введении независимого суда, и о военной реформе, и о добровольческом движении в поддержку восставших сербов. Оценки реформ Толстым весьма суровы: бездумное перенимание западных институций вредно, помещичье хозяйство подорвано. Героем-идеологом, смело оспаривающим принятые либеральные мнения, выступает Левин.

«По роману Толстого можно изучать глубинные процессы пореформенной эпохи - эпохи внутренне взрывчатой, полной резких противоречий, переменчивой в своей основе. В эту эпоху поистине “все переворотилось и только еще укладывается”. <…> Это была очень точная характеристика эпохи и точные слова» (Маймин Е.А. Лев Толстой. С. 131).

«Анне Карениной» в критике повезло еще меньше, чем «Войне и миру». Левая критика восприняла роман как апологию и апофеоз высшего света (П. Никитин [псевдоним П. Н. Ткачева]. - Салонное художничество // Дело. 1878. № 2, 4 и другие отклики); крупнейший критик того времени Н. К. Михайловский практически проигнорировал роман, предпочтя разбор педагогических воззрений Л. Н. Толстого и походя дав понять, что «Анна Каренина» - великосветский роман. В статье «Десница и шуйца Льва Толстого» он замечал об авторе романа: «Правда, он тут получает удовлетворение и как человек известного слоя общества, которому может быть не чуждо и все человеческое, но в особенности близки интересы, чувства и мысли именно этого слоя. Это - так, но в этом-то и состоит отклонение от пути, признанного графом Толстым правильным, тут-то и начинается его шуйца <…>. В самом деле, что значит предавать тиснению тончайший и подробнейший анализ разлтчных перипетий взаимной любви Анны Карениной и флигель-адъютанта графа Вронского или истории Наташи Безуховой, née [урожденной. - А. Р.] графини Ростовой и т.п.? Говоря словами самого гр<афа> Толстого, обнародование во многих тысячах экземпляров анализа, например, ощущений графа Вронского при виде переломленного хребта любимой его лошади само по себе не составляет “предосудительного” поступка. Ему “приятно получить за это деньги и известность”, а нам, “обществу”, не всему, конечно, п преимущественно светским людям и кавалеристам, очень любопытно посмотреться в превосходное художественное зеркало» (Библиотека русской критики. Критика 70-х годов ZIX века. М., 2002. С. 263, цитаты - из статьи Толстого «Прогресс и определение образования»).

В консервативной критике роман так же, как и в леворадикальной, трактовался как сочинение из великосветской жизни, что на сей раз автору ставилось в заслугу (А<всеенко В. Г.>. По поводу нового романа гр<афа> Толстого // Русский вестник. 1875. № 5). Но издатель журнального текста романа М. Н. Катков в не подписанной статье счел идею романа не выработавшейся (Русский вестник. 1877. № 7).

И в неидеологизированной критике роман по-настоящему оценен не был. Так, А. В. Станкевич на страницах «Вестника Европы» (Вестник Европы. 1878. № 4-5. Позднее В. Г. Авсеенко писал о романе еще в «Русском вестнике» и в газете «Русский мир») упрекал сочинителя в нарушении законов композиции и жанра, уверяя, что у Толстого вместо одного романа получилось целых два.

Из писателей роман высоко оценил только Ф. М. Достоевский. М. Е. Салтыков-Щедрин, как и радикальные критики, отнес его к салонным романом с вредной тенденцией, а Некрасов отозвался уничижительной эпиграммой:

Толстой, ты доказал с терпеньем и талантом,

Что женщине не следует «гулять»

Ни с камер-юнкером, ни с флигель-адъютантом,

Когда она жена и мать.

Западник Тургенев в письме А. С. Суворину от 14 марта 1875 г., когда были напечатаны лишь первые главы «Анны Карениной», саркастически замечает «о влиянии Москвы, славянофильского дворянства, старых православных дев». Реальная общественная позиция Толстого в эти годы лишь совпадала со славянофильской в некоторых частностях. Разделяя славянофильское представление о народе как хранителе национального духа и скептически относясь к перениманию западных форм государственного и общественного быта, Толстой был равнодушен к панславистскому пафосу и чужд веры в особенное мистическое призвание России. В одном из писем Н. Н. Страхову Толстой высказывался весьма отчетливо и резко: «Одно из двух: славянофильство или Евангелие».

Отличие позиции писателя от славянофильской было точно подмечено Н. К. Михайловским. Впрочем, славянофилы, действительно, были Толстому ближе, чем западники. Причем даже на склоне жизни, как Толстой занял отчетливо антицерковную, антиправославную позицию. 19 июля 1905 г. «Л<ев> Н<иколаевич> разговорился о славянофилах.

У них на первом плане стояло самодержавие; на втором - православие; на третьем - народность. Уважение к русскому народу. Самодержавие - представляли себе так, что царь - беспристрастный, третейский судья. <…> Западничество отталкивает, - сказал Л. Н. - Что скажут на Западе, повторяют у нас уже по тому <одному>, что там сказано. А потом люди были прекрасные <…>» (У Толстого: 1904-1910. Яснополянские записки Д. П. Маковицкого // Литературное наследство. М., 1979. Т. 90. Кн. 1. С. 348-349).

Всем читателям пламенный привет!

Не косметикой единой жив человек. Так и я - интересы не ограничены хорошими кремиками, еще и почитать люблю. Для меня вечер, проведенный в тишине с книгой - самый лучший досуг и одно из наиболее фееричных занятий.

Это та книга, которую читали не все, но все точно в курсе, о чём она и чем всё закончилось.

ЗНАКОМСТВО С ПРОИЗВЕДЕНИЕМ

Каюсь, но когда я училась в школе, не читала Толстого совсем. Меня пугали объёмы его произведений, вставки на французском и сплошные описания природы. Честно говоря, я считаю, что с Толстым надо знакомиться в возрасте 20+, не раньше. И вовсе не потому, что школьники якобы глупые и не разбираются в высоком искусстве.

Прочувствовать глубину столь серьезных произведений можно будучи примерно одного возраста с главными героями. Так гораздо проще понимать их мысли и оправдывать все их поступки.

Лично ко мне озарение пришло лишь к 30 годам. Сначала я прочитала "Войну и мир", даже не ожидала, что мне понравится и буду читать чуть ли ни запоем.

Затем, в первом триместре беременности, мучаясь с токсикоза и тонуса матки, гормоны подсказали мне, что надо продолжить знакомство с творчеством Толстого. Лёжа в больнице на сохранении, я послала мужа в книжный магазин, купить мне Стивена Кинга и Анну Каренину.

ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.

С этой фразы и начинается роман. И буквально в нескольких словах заключен основной смысл произведения - показать контраст так называемой счастливой семьи (имеется в виду семья Левина) и несчастливые семьи Облонских и Карениных.

Толстому всегда удавалось создавать колоритные мужские образы - такие разные, но каждый со своими приоритетами, ценностями. У автора нет в книгах идеальных людей, все со своими тараканами, положительными и отрицательными чертами, всё, как в жизни.

И если меня не удивляло знание Львом Николаевичем мужской психологии, то откуда он так хорошо знал женщин???

В моем понимании Толстой был диким дядькой с бородищей и в рубахе, гуляющий босиком по своим имениям. Вот как такой человек мог настолько хорошо разбираться в женской психологии?

Возможно, он, как истинный дворянин, посещал светские мероприятия и близко общался с дамами, тщательно изучал их поведение, выводил на откровенные разговоры, а потом описывал в своих произведениях?

Понятно, но самое забавное, что мировоззрение современных женщин не особенно далеко ушло от толстовской эпохи. Подумать только - прошло столько лет, кардинально поменялись нравы и образ жизни, а женщины остались такими же, как и раньше.

ОБРАЗ АННЫ КАРЕНИНОЙ в КНИГЕ и ЭКРАНИЗАЦИЯХ

Даже если Вы не читали первоисточник, готова поспорить, что хотя бы одну из многочисленных экранизаций романа Вы смотрели. После прочтения книги я посмотрела самые известные из них, и... хотелось плакать, господа. Мне не понравился ни один фильм, а уж образы героев и самой Анны везде провальны.

Давайте вспомним, какой Каренина была в книге?

Красивая женщина лет 25-30, с формами. Она хороша, в ней есть море внутреннего обаяния, но она не роковуха как, например, Элен Курагина из Войны и мира, а напротив, ее красота более скромна.

Порой мне кажется, что Толстой намеренно создавал образ Анны похожим на образ среднестатистической русской женщины, чтобы читательницы отождествляли себя с Карениной, мечтали о такой же необузданной страсти. Этим то и объясняется успех романа.

Так, а кто играл Анну в фильмах, да и в целом, хороши ли вышли картины?

Например, экранизация с Татьяной Самойловой - вроде бы неплохой фильм, близкий к первоисточнику, да и Самойлова со своей изюминкой, красивая женщина. Но я в упор не вижу в ней Каренину. Меня сильно смущали ее усы... И не так я себе представляю женщину, в которую невозможно не влюбиться.

Затем вспоминается работа режиссера Сергея Соловьева, который во все свои фильмы проталкивал свою супругу Татьяну Друбич , особо не задумываясь, подходит ли она на ту или иную роль. В целом, считаю этот фильм худшим вариантом первоисточника. Во-первых, мне совсем не нравится Друбич, она и близко не Каренина, старовата для роли молодой женщины, это очень бросается в глаза. Во-вторых, чем же руководствовался режиссер, выбирая остальных актеров? Например, при всем моем позитивном отношении к Гармашу, к чему они из молодого помещика Левина сделали старого и чудноватого мужика? А Вронский... У актера Ярослава Бойко не тот типаж, чтобы глядя на него, замирало сердце и сбивалось дыхание от нахлынувших чувств. Он не харизматичный и деревянный в своем образе, совершенно не раскрыл своего героя.

Одной из последних работ является фильм Карена Шахназарова, где главные роли играют Елизавета Боярская и ее муж Максим Матвеев. И опять не то - Лиза, жертва ринопластики, со своим носом а-ля Майкл Джексон и басом очень далека от образа нежной Карениной - дамой из XIX века. Ну и как актриса она так себе, и сыграла эту роль не вдумчиво.

Более-менее удачной, но далеко не идеальной, считаю американскую экранизацию с Кирой Найтли . В ней мало толстовской глубины, но подача в форме театрального представления, декораций, музыкальное сопровождение - мне было крайне любопытно это наблюдать.

Конечно, Кира Найтли тоже не Каренина, хотя она мне визуально и как актриса импонирует. Вроде ничего особенного в ней нет, но, если присмотреться, в глазах этой актрисы тысяча чертей пляшут.

(Если что, скрин сделан мной самостоятельно из кинофильма с помощью редактора, это НЕ картинка с интернета, и администрация айрека разрешила им дополнить этот отзыв)

На первый взгляд, Анна Каренина неидеальная женщина, а ее поступки так и просятся на осуждение. Сами посудите, жила себе спокойно благополучной семейной жизнью, да и муж ее, Каренин, был, в общем-то, неплохим человеком.

И тут начинает она беситься с жиру, влюбляется без памяти в офицера, и готова бросить всё на свете, даже сына родного, идти наперекор обществу и осуждениям. Это в наше время осуждение общества считается пустяком и мы в последнюю очередь думаем о том, а что же скажут люди. А в 19 веке с этим было всё строго, женщины оберегали репутацию как зеницу ока, и не дай Бог впасть в немилость светского круга - всё, пиши - пропало.

А вот Лев Николаевич любит свою героиню со всеми ее недостатками. Его снисходительное отношение и какая-то отеческая забота буквально сквозит между строк произведения.

Да, автор не просто любит Анну и оправдывает ее. Он даже демонстрирует ее героизм в этой самоотверженности и бунтарстве. Наверняка именно таких женщин и любил Толстой - рисковых и отдающихся нахлынувшим чувствам без остатка.

Если Вы еще не читали книгу или сомневаетесь - очень рекомендую ознакомиться с произведением, даже если Вы смотрели кино и знаете сюжет. Ни один фильм не раскрыл образы так, как это сделал Толстой. Вы гораздо лучше узнаете знакомых персонажей, поймете мотивы их странных и сумасбродных поступков.

Мне очень нравится, что герои Толстого такие разносторонние, у него нет хороших и плохих, все многогранны. Всё как в жизни.

После прочтения книги Каренина будет не просто "бабой-дурой", которая думает одним местом сердцем, а не разумом. Можно гораздо глубже копнуть и разобрать тараканов в ее голове. Уверена, многие девушки найдут в себе много общего ни с Анной, так с Долли или с Китти.

Таким образом, книги Толстого несут не только художественную ценность, но и помогут многим разобраться в себе, переосмыслить свои отношения в семье и к жизни, к обществу. Также его произведения способны уберечь от многих ошибок. Очень хочу познакомить с этим произведением свою дочь, когда она подрастет .

И да - если Вы терпеть не можете сопливые сказочки про любовные переживания, как раз Анна Каренина - для Вас) Здесь нет лишних сантиментов, и это книга совсем не про любовь. Я бы сказала, она про нелюбовь.

То, что происходило между Анной и Вронским лично я могу назвать внезапной вспышкой страсти, которая также быстро погасла, как и разгорелась.

Раньше я не видела любви и между Китти и Левиным. Их отношения мне казались привычкой. А переосмыслив роман поняла, что нет ничего плохого в том, что разные люди со временем притираются друг к другу, и настоящие чувства не вспыхивают в один миг, а рождаются после долгих лет, проведенных вместе.

Несмотря на всю крутость, в произведении есть один незначительный минус - его затянутость. Но в этом вся русская классическая литература - много строк отвести под многочисленные описания и неторопливый сюжет.

Лично я поклонник более динамичных произведений, поэтому, такая-сякая, современную литературу читаю чаще классики.

Книге Льва Толстого "Анна Каренина" твердые 4 балла с плюсом и рекомендации к прочтению!

Всем удачи и хорошего настроения! Пока-пока!

Татьяна Самойлова в роли Анны Карениной.

«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему», - с этой фразы начинается известное произведение Льва Николаевича Толстого «Анна Каренина». Сегодня этот роман занимает видное место в золотом фонде мировой литературы, а ведь автору его создание далось совсем нелегко. Он планировал написать книгу всего за две недели, в итоге на нее ушло четыре года. В сердцах писатель восклицал: «Моя Анна надоела мне, как горькая редька!»


Лев Николаевич Толстой за работой.

По мнению литературоведов, идея создания романа «Анна Каренина» родилась у Толстого после прочтения одного из сочинений А. С. Пушкина. Когда Льва Николаевича мелькнула перед глазами фраза «Гости собирались на дачу…», воображение тут же стало рисовать сюжет. Как отмечал сам писатель: «Я невольно, нечаянно, сам не зная зачем и что будет, задумал лица и события, стал продолжать, потом, разумеется, изменил, и вдруг завязалось так красиво и круто, что вышел роман, который я нынче кончил начерно, роман очень живой, горячий и законченный, которым я очень доволен и который будет готов, если бог даст здоровья, через две недели».

Рукопись Льва Толстого.

Однако так быстро Толстому написать «Анну Каренину» не удалось. Из семейно-бытового роман перерос в социально-психологический. Толстой приступил к работе в 1873 году. Когда несколько глав произведения были готовы, писатель их отнес в издание «Русский вестник». Теперь ему нужно было успевать к выходу каждого номера писать продолжение романа.

Современники вспоминали, как тяжело приходилось Толстому. Часто он с вдохновением принимался за работу, а бывало и так, что писатель кричал: «Моя Анна надоела мне, как горькая редька», «Невыносимо противно», «Боже мой, если бы кто-нибудь за меня кончил «Анну Каренину!» Только через четыре года роман был готов.


Кадр из к/ф «Анна Каренина» (1914).

Лев Николаевич Толстой хотел было уже вздохнуть с облегчением, но редактору «Русского вестника» Михаилу Каткову не понравился эпилог, и он его не допустил к печати. Вместо эпилога в журнале появилась заметка:

«В предыдущей книжке под романом «Анна Каренина» выставлено «Окончание следует». Но со смертью героини, собственно, роман кончился. По плану автора следовал бы еще небольшой эпилог листа в два, из коего читатели могли бы узнать, что Вронский в смущении и горе после смерти Анны отправляется добровольцем в Сербию и что все прочие живы и здоровы, а Левин остается в своей деревне и сердится на славянские комитеты и на добровольцев. Автор, быть может, разовьет эти главы к особому изданию своего романа».


Читатели и критики посчитали, что концовка романа Толстого была слишком жестокой.

Льва Николаевича Толстого не раз укоряли в том, что смерть главной героини оказалась слишком жестокой. На это писатель ответил довольно мудро:
«Однажды Пушкин сказал своему приятелю: «Представь, какую штуку выкинула моя Татьяна. Она вышла замуж. Этого я от неё не ожидал». То же я могу сказать про Анну. Мои герои делают то, что они должны делать в действительной жизни, а не то, что мне хочется».

Портрет М. А. Гартунг, дочери А. С. Пушкина. Е. Устинов

О том, кто стал прототипом главной героини, литературоведы гадают до сих пор. Описывая внешность Анны Карениной, Толстой представлял себе дочь Александра Сергеевича Пушкина: «Причёска её была незаметна. Заметны были только, украшая её, эти своевольные короткие колечки курчавых волос, всегда выбивающиеся на затылке и висках. На точеной крепкой шее была нитка жемчугу».


Кадр из к/ф «Анна Каренина» (1967).

Толстому была известна семейная драма его близких знакомых, в которой жена подала на развод и второй раз вышла замуж. Это было неслыханным резонансом по тем временам.

Примерно за год до начала работы над романом недалеко от Ясной Поляны бросилась под поезд некая Анна Степановна Пирогова, покинутая любовником. Изуродованный труп произвел на Толстого сильное впечатление.


Снимок Льва Николаевича Толстого за работой.

Каждый номер «Русского вестника» тысячи читателей ждали с нетерпением, однако современные критики написали на «Анну Каренину» десятки гневных рецензий. Николай Некрасов даже прислал Толстому хлесткую эпиграмму:

Толстой, ты доказал с терпеньем и талантом,
Что женщине не следует «гулять»
Ни с камер-юнкером, ни с флигель-адъютантом,
Когда она жена и мать».