История
Изначально книга являлась увлекательным пособием по географии Швеции в литературной форме для учеников первого класса, девятилетних детей. В Швеции с 1868 года уже существовала «Государственная книга для чтения», но, новаторская для своего времени, к концу XIX века она потеряла актуальность. Один из руководителей Всеобщего союза учителей народных школ, Альфред Далин, предложил создать новую книгу, над которой в сотрудничестве работали бы педагоги и писатели. Его выбор пал на Сельму Лагерлёф, уже прославившуюся своим романом «Сага о Йесте Берлинге », к тому же она была бывшей учительницей. Она согласилась на предложение Далина, но отказалась от соавторов. Лагерлёф начала работу над книгой летом 1904 года. Писательница считала, что необходимо создать несколько учебников для школьников разных возрастов: первый класс должен был получить книгу по географии Швеции, второй - по родной истории, третий и четвёртый - описания других стран мира, открытий и изобретений, общественного устройства страны. Проект Лагерлёф со временем был осуществлён, и первым в ряду книг-учебников стало «Удивительное путешествие Нильса…». Вскоре появились книги для чтения «Шведы и их вожди» Вернера фон Хейденстама и «От полюса до полюса» Свена Гедина .
По предложению Лагерлёф Альфред Далин, желая получить как можно более полные сведения по образу жизни и занятиям населения в разных уголках страны, а также этнографические и фольклорные материалы, составил и разослал летом 1902 года опросные листы для учителей народных школ.
Лагерлёф в то время работала над романом «Иерусалим» и собиралась в путешествие по Италии:
…я буду думать о форме книги, которая действенней всего помогла бы вложить премудрость о нашей стране в эти маленькие головки. Возможно, старые предания помогут нам… И потому-то мне хотелось бы начать с просмотра тех материалов, которые Вам удалось получить. (Из письма Лагерлёф Далину)
Изучая собранный материал, писательница, по собственному признанию, поняла, как она мало знает о стране: «Все науки так немыслимо шагнули вперёд с тех пор, как я окончила школу!». Чтобы пополнить свои знания, она совершила путешествие в Блекинге , Смоланд , Норрланд, на Фалунский рудник. Вернувшись к работе над книгой, Лагерлёф искала сюжет, который бы помог ей создать из огромного количества сведений цельное художественное произведение. Решение было подсказано ей книгами Киплинга , где говорящие животные были главными персонажами, а также повестью Августа Стриндберга «Путешествие Счастливчика Пера» и сказкой Рихарда Густафсона «Неизвестный рай» о мальчике из Сконе , летавшем по стране с птицами.
Первый том вышел из печати в Стокгольме 24 ноября 1906 года , второй - в декабре 1907 года . Произведение стало самым читаемым в Скандинавии.
Показав страну в восприятии ребёнка, оригинально соединив в одном произведении географию и сказку, Лагерлёф, как сказал поэт Карл Снойльский, вселила «жизнь и краски в сухой пустынный песок школьного урока».
Сюжет
Главного героя Нильса Хольгерссона гном превращает в карлика, и мальчик совершает увлекательное путешествие на гусе из Швеции в Лапландию и обратно. По пути в Лапландию он встречает стаю диких гусей, летящих вдоль Ботнического залива , и вместе с ними заглядывает в отдаленные районы
Глава 4 . Новые друзья и новые враги
Пять дней летел уже Нильс с дикими гусями. Теперь он не боялся упасть, а спокойно сидел на спине Мартина, поглядывая направо и налево.
Синему небу конца-края нет, воздух легкий, прохладный, будто в чистой воде в нем купаешься. Облака взапуски бегут за стаей: то догонят ее, то отстанут, то собьются в кучу, то снова разбегутся, как барашки по полю.
А то вдруг небо потемнеет, покроется черными тучами, и Нильсу кажется, что это не тучи, а какие-то огромные возы, нагруженные мешками, бочками, котлами, надвигаются со всех сторон на стаю. Возы с грохотом сталкиваются.
Из мешков сыплется крупный, как горох, дождь, из бочек и котлов льет ливень.
А потом опять, куда ни глянь, — открытое небо, голубое, чистое, прозрачное. И земля внизу вся как на ладони.
Снег уже совсем стаял, и крестьяне вышли в поле на весенние работы. Волы, покачивая рогами, тащат за собой тяжелые плуги.
— Га-га-га! — кричат сверху гуси. — Поторапливайтесь! А то и лето пройдет, пока вы доберетесь до края поля.
Волы не остаются в долгу. Они задирают головы и мычат:
— М-м-медленно, но верно! М-м-медленно, но верно! Вот по крестьянскому двору бегает баран. Его только что остригли и выпустили из хлева.
— Баран, баран! — кричат гуси. — Шубу потерял!
— Зато бе-е-егать легче, бе-е-е-гать легче! — кричит в ответ баран.
А вот стоит собачья будка. Гремя цепью, около нее кружит сторожевая собака.
— Га-га-га! — кричат крылатые путешественники. — Какую красивую цепь на тебя надели!
— Бродяги! — лает им вслед собака. — Бездомные бродяги! Вот вы кто такие!
Но гуси даже не удостаивают ее ответом. Собака лает — ветер носит.
Если дразнить было некого, гуси просто перекликались друг с другом.
— Где ты?
— Я здесь!
— Ты здесь?
И лететь им было веселее. Да и Нильс не скучал. Но все-таки иногда ему хотелось пожить по-человечески. Хорошо бы посидеть в настоящей комнате, за настоящим столом, погреться у настоящей печки. И на кровати поспать было бы неплохо! Когда это еще будет! Да и будет ли когда-нибудь! Правда, Мартин заботился о нем и каждую ночь прятал у себя под крылом, чтобы Нильс не замерз. Но не так-то легко человеку жить под птичьим крылышком!
А хуже всего было с едой. Дикие гуси вылавливали для Нильса самые лучшие водоросли и каких-то водяных пауков. Нильс вежливо благодарил гусей, но отведать такое угощение не решался.
Случалось, что Нильсу везло, и в лесу, под сухими листьями, он находил прошлогодние орешки. Сам-то он не мог их разбить. Он бежал к Мартину, закладывал орех ему в клюв, и Мартин с треском раскалывал скорлупу. Дома Нильс так же колол грецкие орехи, только закладывал их не в гусиный клюв, а в дверную щель.
Но орехов было очень мало. Чтобы найти хоть один орешек, Нильсу приходилось иногда чуть не час бродить по лесу, пробираясь сквозь жесткую прошлогоднюю траву, увязая в сыпучей хвое, спотыкаясь о хворостинки.
На каждом шагу его подстерегала опасность.
Однажды на него вдруг напали муравьи. Целые полчища огромных пучеглазых муравьев окружили его со всех сторон. Они кусали его, обжигали своим ядом, карабкались на него, заползали за шиворот и в рукава.
Нильс отряхивался, отбивался от них руками и ногами, но, пока он справлялся с одним врагом, на него набрасывалось десять новых.
Когда он прибежал к болоту, на котором расположилась для ночевки стая, гуси даже не сразу узнали его — весь он, от макушки до пяток, был облеплен черными муравьями.
— Стой, не шевелись! — закричал Мартин и стал быстро-быстро склевывать одного муравья за другим.
Целую ночь после этого Мартин, как нянька, ухаживал за Нильсом.
От муравьиных укусов лицо, руки и ноги у Нильса стали красные, как свекла, и покрылись огромными волдырями. Глаза затекли, тело ныло и горело, точно после ожога.
Мартин собрал большую кучу сухой травы — Нильсу для подстилки, а потом обложил его с ног до головы мокрыми липкими листьями, чтобы оттянуть жар.
Как только листья подсыхали, Мартин осторожно снимал их клювом, окунал в болотную воду и снова прикладывал к больным местам.
К утру Нильсу стало полегче, ему даже удалось повернуться на другой бок.
— Кажется, я уже здоров, — сказал Нильс.
— Какое там здоров! — проворчал Мартин. — Не разберешь, где у тебя нос, где глаз. Все распухло. Ты бы сам не поверил, что это ты, если б увидел себя! За один час ты так растолстел, будто тебя год чистым ячменем откармливали.
Кряхтя и охая, Нильс высвободил из-под мокрых листьев одну руку и распухшими, негнущимися пальцами стал ощупывать лицо.
И верно, лицо было точно туго надутый мяч. Нильс с трудом нашел кончик носа, затерявшийся между вздувшимися щеками.
— Может, надо почаще менять листья? — робко спросил он Мартина. — Как ты думаешь? А? Может, тогда скорее пройдет?
— Да куда же чаще! — сказал Мартин. — Я и так все время взад-вперед бегаю. И надо же тебе было в муравейник залезть!
— Разве я знал, что там муравейник? Я не знал! Я орешки искал.
— Ну, ладно, не вертись, — сказал Мартин и шлепнул ему на лицо большой мокрый лист. — Полежи спокойно, а я сейчас приду.
И Мартин куда-то ушел. Нильс только слышал, как зачмокала и захлюпала под его лапами болотная вода. Потом чмоканье стало тише и наконец затихло совсем.
Через несколько минут в болоте снова зачмокало и зачавкало, сперва чуть слышно, где-то вдалеке, а потом все громче, все ближе и ближе.
Но теперь шлепали по болоту уже четыре лапы.
«С кем это он идет?» — подумал Нильс и завертел головой, пытаясь сбросить примочку, закрывавшую все лицо.
— Пожалуйста, не вертись! — раздался над ним строгий голос Мартина. — Что за беспокойный больной! Ни на минуту одного нельзя оставить!
— А ну-ка, дай я посмотрю, что с ним такое, — проговорил другой гусиный голос, и кто-то приподнял лист с лица Нильса.
Сквозь щелочки глаз Нильс увидел Акку Кебнекайсе.
Она долго с удивлением рассматривала Нильса, потом покачала головой и сказала:
— Вот уж никогда не думала, что от муравьев такая беда может приключиться! Гусей-то они не трогают, знают, что гусь их не боится.
— Раньше я их не боялся, — обиделся Нильс. — Раньше я никого не боялся.
— Ты и теперь никого не должен бояться, — сказала Акка. — Но остерегаться должен многих. Будь всегда наготове. В лесу берегись лисы и куницы. На берегу озера помни о выдре. В ореховой роще избегай кобчика. Ночью прячься от совы, днем не попадайся на глаза орлу и ястребу. Если ты идешь по густой траве, ступай осторожно и прислушивайся, не ползет ли поблизости змея. Если с тобой заговорит сорока, не доверяй ей, — сорока всегда обманет.
— Ну, тогда мне все равно пропадать, — сказал Нильс. — Разве уследишь за всеми сразу? От одного спрячешься, а другой тебя как раз и схватит.
— Конечно, одному тебе со всеми не справиться, — сказала Акка. — Но в лесу и в поле живут не только наши враги, у нас есть и друзья. Если в небе покажется орел, тебя предупредит белка. О том, что крадется лиса, пролопочет заяц. О том, что ползет змея, прострекочет кузнечик.
— Чего ж они все молчали, когда я в муравьиную кучу лез? — проворчал Нильс.
— Ну, надо и самому голову иметь на плечах, — ответила Акка. — Мы проживем здесь три дня. Болото тут хорошее, водорослей сколько душе угодно, а путь нам предстоит долгий. Вот я и решила — пусть стая отдохнет да подкормится. Мартин тем временем тебя подлечит. На рассвете четвертого дня мы полетим дальше.
Акка кивнула головой и неторопливо зашлепала по болоту.
Это были трудные дни для Мартина. Нужно было и лечить Нильса, и кормить его. Сменив примочку из мокрых листьев и подправив подстилку, Мартин бежал в ближний лесок на поиски орехов. Два раза он возвращался ни с чем.
— Да ты просто не умеешь искать! — ворчал Нильс. — Разгребай хорошенько листья. Орешки всегда на самой земле лежат.
— Знаю я. Да ведь тебя надолго одного не оставишь! А лес не так близко. Не успеешь добежать, сразу назад надо.
— Зачем же ты пешком бегаешь? Ты бы летал.
— А ведь верно! — обрадовался Мартин. — Как это я сам не догадался! Вот что значит старая привычка!
На третий день Мартин прилетел совсем скоро, и вид у него был очень довольный. Он опустился около Нильса и, не говоря ни слова, во всю ширь разинул клюв. И оттуда один за другим выкатилось шесть ровных, крупных орехов. Таких красивых орехов Нильс никогда еще не находил. Те, что он подбирал на земле, всегда были уже подгнившие, почерневшие от сырости.
— Где это ты нашел такие орешки?! — воскликнул Нильс. — Точно из лавки.
— Ну, хоть и не из лавки, — сказал Мартин, — а вроде того.
Он подхватил самый крупный орешек и сдавил его клювом. Скорлупа звонко хрустнула, и на ладонь Нильса упало свежее золотистое ядрышко.
— Эти орехи дала мне из своих запасов белка Сирле, — гордо проговорил Мартин. — Я познакомился с ней в лесу. Она сидела на сосне перед дуплом и щелкала орешки для своих бельчат. А я мимо летел. Белка так удивилась, когда увидела меня, что даже выронила орешек. «Вот, — думаю, — удача! Вот повезло!» Приметил я, куда орешек упал, и скорее вниз. Белка за мной. С ветки на ветку перепрыгивает и ловко так — точно по воздуху летает. Я думал, ей орешка жалко, белки ведь народ хозяйственный. Да нет, ее просто любопытство разобрало: кто я, да откуда, да отчего у меня крылья белые? Ну, мы и разговорились. Она меня даже к себе пригласила на бельчат посмотреть. Мне хоть и трудновато среди веток летать, да неловко было отказаться. Посмотрел. А потом она меня орехами угостила и на прощанье вон еще сколько дала — едва в клюве поместились. Я даже поблагодарить ее не мог — боялся орехи растерять.
— Вот это нехорошо, — сказал Нильс, запихивая орешек в рот. — Придется мне самому ее поблагодарить.
На другое утро Нильс проснулся чуть свет. Мартин еще спал, спрятав, по гусиному обычаю, голову под крыло.
Нильс легонько шевельнул ногами, руками, повертел головой. Ничего, все как будто в порядке.
Тогда он осторожно, чтобы не разбудить Мартина, выполз из-под вороха листьев и побежал к болоту. Он выискал кочку посуше и покрепче, взобрался на нее и, став на четвереньки, заглянул в неподвижную черную воду.
Лучшего зеркала и не надо было! Из блестящей болотной жижи на него глядело его собственное лицо. И все на месте, как полагается: нос как нос, щеки как щеки, только правое ухо чуть-чуть больше левого.
Нильс встал, отряхнул мох с коленок и зашагал к лесу. Он решил непременно разыскать белку Сирле.
Во-первых, надо поблагодарить ее за угощение, а во-вторых, попросить еще орехов — про запас. И бельчат хорошо бы заодно посмотреть.
Пока Нильс добрался до опушки, небо совсем посветлело.
«Надо скорее идти, — заторопился Нильс. — А то Мартин проснется и пойдет меня искать».
Но все получилось не так, как думал Нильс. С самого начала ему не повезло.
Мартин говорил, что белка живет на сосне. А сосен в лесу очень много. Поди-ка угадай, на какой она живет!
«Спрошу кого-нибудь», — подумал Нильс, пробираясь по лесу.
Он старательно обходил каждый пень, чтобы не попасть снова в муравьиную засаду, прислушивался к каждому шороху и, чуть что, хватался за свой ножичек, готовясь отразить нападение змеи.
Он шел так осторожно, так часто оглядывался, что даже не заметил, как наткнулся на ежа. Еж принял его прямо в штыки, выставив навстречу сотню своих иголок. Нильс попятился назад и, отступив на почтительное расстояние, вежливо сказал:
— Мне нужно у вас кое-что разузнать. Не можете ли вы хотя бы на время убрать ваши колючки?
— Не могу! — буркнул еж и плотным колючим шаром покатился мимо Нильса.
— Ну что ж! — сказал Нильс. — Найдется кто-нибудь посговорчивей.
И только он сделал несколько шагов, как откуда-то сверху на него посыпался настоящий град: кусочки сухой коры, хворостинки, шишки. Одна шишка просвистела у самого его носа, другая ударила по макушке. Нильс почесал голову, отряхнул мусор и с опаской поглядел вверх.
Прямо над его головой на широколапой ели сидела остроносая длиннохвостая сорока и старательно сбивала клювом черную шишку. Пока Нильс разглядывал сороку и придумывал, как бы с ней заговорить, сорока справилась со своей работой, и шишка стукнула Нильса по лбу.
— Чудно! Прекрасно! Прямо в цель! Прямо в цель! — затараторила сорока и шумно захлопала крыльями, прыгая по ветке.
— По-моему, вы не очень-то удачно выбрали цель, — сердито сказал Нильс, потирая лоб.
— Чем же плохая цель? Очень хорошая цель. А ну-ка постойте здесь минутку, я еще с той ветки попробую. — И сорока вспорхнула на ветку повыше.
— Кстати, как вас зовут? Чтобы я знала, в кого целюсь! — крикнула она сверху.
— Зовут-то меня Нильсом. Только, право, вам не стоит трудиться. Я и так знаю, что вы попадете. Лучше скажите, где тут живет белка Сирле. Мне она очень нужна.
— Белка Сирле? Вам нужна белка Сирле? О, мы с ней старые друзья! Я с удовольствием вас провожу до самой ее сосны. Это недалеко. Идите за мной следом. Куда я — туда и вы. Куда я — туда и вы. Прямо к ней и придете.
С этими словами она перепорхнула на клен, с клена перелетела на ель, потом на осину, потом опять на клен, потом снова на ель.
Нильс метался за ней туда и сюда, не отрывая глаз от черного вертлявого хвоста, мелькавшего среди веток. Он спотыкался и падал, опять вскакивал и снова бежал за сорочьим хвостом.
Лес становился гуще и темнее, а сорока все перепрыгивала с ветки на ветку, с дерева на дерево.
И вдруг она взвилась в воздух, закружилась над Нильсом и затараторила:
— Ах, я совсем забыла, что иволга звала меня нынче в гости! Сами понимаете, что опаздывать невежливо. Вам придется меня немного подождать. А пока всего доброго, всего доброго! Очень приятно было с вами познакомиться.
И сорока улетела.
Целый час выбирался Нильс из лесной чащи. Когда он вышел на опушку, солнце уже стояло высоко в небе.
Усталый и голодный, Нильс присел на корявый корень.
«Вот уж посмеется надо мной Мартин, когда узнает, как одурачила меня сорока. И что я ей сделал? Правда, один раз я разорил сорочье гнездо, но ведь это было в прошлом году, и не здесь, а в Вестменхеге. Ей-то откуда знать!»
Нильс тяжело вздохнул и с досадой стал носком башмачка ковырять землю. Под ногами у него что-то хрустнуло. Что это? Нильс наклонился. На земле лежала ореховая скорлупа. Вот еще одна. И еще, и еще.
«Откуда это здесь столько ореховой скорлупы? — удивился Нильс. — Уж не на этой ли самой сосне живет белка Сирле?»
Нильс медленно обошел дерево, всматриваясь в густые зеленые ветки. Никого не было видно. Тогда Нильс крикнул что было силы:
— Не здесь ли живет белка Сирле?
Никто не ответил.
Нильс приставил ладони ко рту и опять закричал:
— Госпожа Сирле! Госпожа Сирле! Ответьте, пожалуйста, если вы здесь!
Он замолчал и прислушался. Сперва все было по-прежнему тихо, потом сверху до него донесся тоненький, приглушенный писк.
— Говорите, пожалуйста, погромче! — опять закричал Нильс.
И снова до него донесся только жалобный писк. Но на этот раз писк шел откуда-то из кустов, около самых корней сосны.
Нильс подскочил к кусту и притаился. Нет, ничего не слышно — ни шороха, ни звука.
А над головой опять кто-то запищал, теперь уже совсем громко.
«Полезу-ка посмотрю, что там такое», — решил Нильс и, цепляясь за выступы коры, стал карабкаться на сосну.
Карабкался он долго. На каждой ветке останавливался, чтобы отдышаться, и снова лез вверх.
И чем выше он взбирался, тем громче и ближе раздавался тревожный писк.
Наконец Нильс увидел большое дупло.
Из черной дыры, как из окна, высовывались четыре маленьких бельчонка.
Они вертели во все стороны острыми мордочками, толкались, налезали друг на друга, путаясь длинными голыми хвостами. И все время, ни на минуту не умолкая, пищали в четыре рта, на один голос.
Увидев Нильса, бельчата от удивления замолкли на секунду, а потом, как будто набравшись новых сил, запищали еще пронзительнее.
— Тирле упал! Тирле пропал! Мы тоже упадем! Мы тоже пропадем! — верещали бельчата.
Нильс даже зажал уши, чтобы не оглохнуть.
— Да не галдите вы! Пусть один говорит. Кто там у вас упал?
— Тирле упал! Тирле! Он влез на спину Дирле, а Пирле толкнул Дирле, и Тирле упал.
— Постойте-ка, я что-то ничего не пойму: тирле-дирле, дирле-тирле! Позовите-ка мне белку Сирле. Это ваша мама, что ли?
— Конечно, это наша мама! Только ее нет, она ушла, а Тирле упал. Его змея укусит, его ястреб заклюет, его куница съест. Мама! Мама! Иди сюда!
— Ну, вот что, — сказал Нильс, — забирайтесь-ка поглубже в дупло, пока вас и вправду куница не съела, и сидите тихонько. А я полезу вниз, поищу вашего Мирле — или как его там зовут!
— Тирле! Тирле! Его зовут Тирле!
— Ну Тирле, так Тирле, — сказал Нильс и осторожно стал спускаться.
Нильс искал бедного Тирле недолго. Он направился прямо к кустам, откуда раньше слышался писк.
— Тирле, Тирле! Где ты? — кричал он, раздвигая густые ветки.
Из глубины кустарника в ответ ему кто-то тихонько пискнул.
— Ага, вот ты где! — сказал Нильс и смело полез вперед, ломая по дороге сухие стебли и сучки.
В самой гуще кустарника он увидел серый комочек шерсти с реденьким, как метелочка, хвостиком. Это был Тирле. Он сидел на тоненькой веточке, вцепившись в нее всеми четырьмя лапками, и так дрожал со страху, что ветка раскачивалась под ним, точно от сильного ветра.
Нильс поймал кончик ветки и, как на канате, подтянул к себе Тирле.
— Перебирайся ко мне на плечи, — скомандовал Нильс.
— Я боюсь! Я упаду! — пропищал Тирле.
— Да ты уже упал, больше падать некуда! Лезь скорее! Тирле осторожно оторвал от ветки одну лапу и вцепился в плечо Нильса. Потом он вцепился в пего второй лапой и наконец весь, вместе с трясущимся хвостом, перебрался на спину к Нильсу.
— Держись покрепче! Только когтями не очень-то впивайся, — сказал Нильс и, сгибаясь под своей ношей, медленно побрел в обратный путь. — Ну и тяжелый же ты! — вздохнул он, выбравшись из чащи кустарника.
Он остановился, чтобы немного передохнуть, как вдруг знакомый скрипучий голос затрещал прямо у него над головой:
— А вот и я! Вот и я!
Это была длиннохвостая сорока.
— Что это у вас на спине? Очень интересно, что это вы несете? — стрекотала сорока.
Нильс ничего не ответил и молча направился к сосне. Но не успел он сделать и трех шагов, как сорока пронзительно закричала, затрещала, захлопала крыльями.
— Разбой среди бела дня! У белки Сирле похитили бельчонка! Разбой среди бела дня! Несчастная мать! Несчастная мать!
— Никто меня не похищал — я сам упал! — пискнул Тирле.
Однако сорока и слушать ничего не хотела.
— Несчастная мать! Несчастная мать! — твердила она. А потом сорвалась с ветки и стремительно полетела в глубь леса, выкрикивая на лету все одно и то же:
— Разбой среди бела дня! У белки Сирле украли бельчонка! У белки Сирле украли бельчонка!
— Вот пустомеля! — сказал Нильс и полез на сосну.
Нильс был уже на полпути, как вдруг услышал какой-то глухой шум.
Шум приближался, становился все громче, и скоро весь воздух наполнился птичьим криком и хлопаньем тысячи крыльев.
Со всех сторон к сосне слетались встревоженные птицы, а между ними взад и вперед сновала длиннохвостая сорока и громче всех кричала:
— Я сама его видела! Своими глазами видела! Этот разбойник Нильс унес бельчонка! Ищите вора! Ловите его! Держите его!
— Ой, я боюсь! — прошептал Тирле. — Они тебя заклюют, а я опять упаду!
— Ничего не будет, они нас даже не увидят, — храбро сказал Нильс. А сам подумал: «А ведь и верно — заклюют!»
Но все обошлось благополучно.
Под прикрытием веток Нильс с Тирле на спине добрался наконец до беличьего гнезда.
На краю дупла сидела белка Сирле и хвостом вытирала слезы.
А над ней кружилась сорока и без умолку трещала:
— Несчастная мать! Несчастная мать!
— Получайте вашего сына, — тяжело пыхтя, сказал Нильс и, точно куль муки, сбросил Тирле в отверстие дупла.
Увидев Нильса, сорока замолчала на минуту, а потом решительно тряхнула головой и застрекотала еще громче:
— Счастливая мать! Счастливая мать! Бельчонок спасен! Храбрый Нильс спас бельчонка! Да здравствует Нильс!
А счастливая мать обняла Тирле всеми четырьмя лапами, нежно гладила его пушистым хвостом и тихонько посвистывала от радости.
И вдруг она повернулась к сороке.
— Постой-ка, — сказала она, — кто же это говорил, что Нильс украл Тирле?
— Никто не говорил! Никто не говорил! — протрещала сорока я на всякий случай отлетела подальше. — Да здравствует Нильс! Бельчонок спасен! Счастливая мать обнимает свое дитя! — кричала она, перелетая с дерева на дерево.
— Ну, понесла на своем хвосте последние новости! — сказала белка и бросила ей вслед старую шишку.
Только к концу дня Нильс вернулся домой — то есть не домой, конечно, а к болоту, где отдыхали гуси.
Он принес полные карманы орехов и два прутика, сверху донизу унизанные сухими грибами.
Все это подарила ему на прощание белка Сирле.
Она проводила Нильса до опушки леса и долго еще махала ему вслед золотистым хвостом.
На другое утро стая покинула болото. Гуси построились ровным треугольником, и старая Акка Кебнекайсе повела их в путь.
— Летим к Глиммингенскому замку! — крикнула Акка.
— Летим к Глиммингенскому замку! — передавали гуси друг другу по цепочке.
— Летим к Глиммингенскому замку! — закричал Нильс в самое ухо Мартину.
Лагерлеф С.
«Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями» («Чудесное путешествие Нильса Хольгерссона по Швеции», швед. Nils Holgerssons underbara resa genom Sverige ) - сказочная повесть, написанная Сельмой Лагерлёф .
Энциклопедичный YouTube
-
1 / 5
Изначально книга задумывалась как увлекательное пособие по географии Швеции в литературной форме для учеников первого класса, 9-летних детей. В Швеции с 1868 года уже существовала «Государственная книга для чтения», но, новаторская для своего времени, к концу XIX века она потеряла актуальность.
Один из руководителей Всеобщего союза учителей народных школ, Альфред Далин, предложил создать новую книгу, над которой в сотрудничестве работали бы педагоги и писатели. Его выбор пал на Сельму Лагерлёф, уже прославившуюся своим романом «Сага о Йёсте Берлинге » , и к тому же она была бывшей учительницей. Лагерлёф согласилась на предложение Далина, но отказалась от соавторов. Она начала работу над книгой летом 1904 года .
Писательница считала, что необходимо создать несколько учебников для школьников разных возрастов: первый класс должен был получить книгу по географии Швеции, второй - по родной истории, третий и четвёртый - описания других стран мира, открытий и изобретений, общественного устройства страны. Проект Лагерлёф со временем был осуществлён, и первым в ряду книг-учебников стало «Удивительное путешествие Нильса…» . Затем вышли «Шведы и их вожди» Вернера фон Хейденстама и «От полюса до полюса» Свена Гедина .
По предложению Лагерлёф Альфред Далин, желая получить как можно более полные сведения по образу жизни и занятиям населения в разных уголках страны, а также этнографические и фольклорные материалы, составил и разослал летом 1902 года опросные листы для учителей народных школ.
Лагерлёф в то время работала над романом «Иерусалим» и собиралась в путешествие по Италии:
…я буду думать о форме книги, которая действенней всего помогла бы вложить премудрость о нашей стране в эти маленькие головки. Возможно, старые предания помогут нам… И потому-то мне хотелось бы начать с просмотра тех материалов, которые Вам удалось получить. (Из письма Лагерлёф Далину)
Изучая собранный материал, писательница, по собственному признанию, поняла, как она мало знает о стране:
Все науки так немыслимо шагнули вперёд с тех пор, как я окончила школу!
Чтобы пополнить свои знания, она совершила путешествие в Блекинге , Смоланд , Норрланд и на Фалунский рудник. Вернувшись к работе над книгой, Лагерлёф искала сюжет, который бы помог ей создать из огромного количества сведений цельное художественное произведение. Решение было подсказано ей:
- книгами Редьярда Киплинга , где говорящие животные были главными персонажами;
- повестью Августа Стриндберга «Путешествие Счастливчика Пера» ;
- сказкой Рихарда Густафсона «Неизвестный рай» о мальчике из Сконе , летавшем по стране с птицами.
Первый том вышел из печати в Стокгольме 24 ноября 1906 года , второй - в декабре 1907 года . Произведение стало самым читаемым в Скандинавии. Показав страну в восприятии ребёнка и оригинально соединив в одном произведении географию и сказку, Лагерлёф, как сказал поэт Карл Снойльский, вселила «жизнь и краски в сухой пустынный песок школьного урока».
Нильс по привычке хватается за шею Мортена и в итоге улетает вместе с ним. Через какое-то время он решает, что путешествовать до Лапландии гораздо интереснее, чем его прежняя жизнь, и поэтому отказывается, когда домовой сообщает ему, что снова сделает его человеком, если в данный момент Нильс решит вернуться домой. Позже он случайно узнаёт, что домовой вернёт ему прежний облик, если Нильс приложит все усилия для того, чтобы осенью Мортен вернулся домой живым.
Солнце уже село. Последние его лучи погасли на краях облаков. Над землей сгущалась вечерняя тьма. Стаю Акки Кебнекайсе сумерки застигли в пути.
Гуси устали. Из последних сил они махали крыльями. А старая Акка как будто забыла об отдыхе и летела все дальше и дальше.
Нильс с тревогой вглядывался в темноту.
«Неужели Акка решила лететь всю ночь?»
Вот уже показалось море. Оно было таким же темным, как небо. Только гребни волн, набегаюпшх друг на друга, поблескивали белой пеной. И среди волн Нильс разглядел какие-то странные каменные глыбы, огромные, черные.
Это был целый остров из камней.
Откуда здесь эти камни?
Кто набросал их сюда?
Нильс вспомнил, как отец рассказывал ему про одного страшного великана. Этот великан жил в горах высоко над морем. Он был стар, и часто спускаться по крутым склонам ему было трудно. Поэтому, когда ему хотелось наловить форе-ли, он выламывал целые скалы и бросал их в море. Форель так пугалась, что выскакивала из воды целыми стаями. И тогда великан шел вниз, к берегу, чтобы подобрать свой улов.
Может быть, вот эти каменные глыбы, что торчат из волн, и набросал великан.
Но почему же в провалах между глыбами сверкают огненные точки? А что, если это глаза притаившихся зверей? Ну, конечно же! Голодные звери так и рыщут по острову, высматривая себе добычу. Они и гусей, верно, приметили и ждут не дождутся, чтобы стая спустилась на эти камни.
Вот и великан стоит на самом высоком месте, подняв руки над головой. Уж не тот ли это, который любил лакомиться форелью? Может быть, и ему страшно среди диких зверей. Может, он зовет стаю на помощь - потому и поднял руки?
А со дна моря на остров лезут какие-то чудовища. Одни тонкие, остроносые, другие - толстые, бокастые. И все сбились в кучу, чуть не давят друг друга.
«Скорей бы уж пролететь мимо!» - подумал Нильс.
И как раз в это время Акка Кебнекайсе повела стаю вниз.
Не надо! Не надо! Тут мы все пропадем! - закричал Нильс.
Но Акка словно не слышала его. Она вела стаю прямо на каменный остров.
И вдруг, словно по взмаху волшебной палочки, все кругом изменилось. Громадные каменные глыбы превратились в обыкновенные дома. Глаза зверей стали уличными фонарями и освещенными окнами. А чудовища, которые осаждали берег острова, были просто-напросто кораблями, стоявшими у причала.
Нильс даже рассмеялся. Как же он сразу не догадался, что внизу под ними был город. Ведь это же Карлскрона! Город кораблей! Здесь корабли отдыхают после дальних плаваний, здесь их строят, здесь их чинят.
Гуси опустились прямо на плечи великана с поднятыми руками. Это была ратуша с двумя высокими башнями.
В другое время Акка Кебнекайсе никогда бы не остановилась на ночлег под самым боком у людей. Но в этот вечер выбора у нее не было,- гуси едва держались на крыльях.
Впрочем, крыша городской ратуши оказалась очень удобным местом для ночлега. По краю ее шел широкий и глубокий желоб. В нем можно было прекрасно спрятаться от посторонних глаз и напиться воды, которая сохранилась от недавнего дождя. Одно плохо - на городских крышах не растет трава и не водятся водяные жуки.
И все-таки совсем голодными гуси не остались. Между черепицами, покрывавшими крышу, застряло несколько хлебных корок - остаток пиршества не то голубей, не то воробьев. Для настоящих гусей, это, разумеется, не корм, но, на худой конец, можно и сухого хлеба поклевать.
Зато Нильс поужинал на славу.
Хлебные корки, высушенные ветром и солнцем, показались ему даже вкуснее, чем сдобные сухари, которыми славилась на весь Вестменхёг его мать.
Правда, вместо сахара они были густо обсыпаны серой городской пылью, но это беда небольшая.
Нильс ловко соскреб пыль своим ножичком и, разрубив корку на мелкие кусочки, с удовольствием грыз сухой хлеб.
Пока он трудился над одной коркой, гуси успели и поесть, и попить, и приготовиться ко сну. Они растянулись цепочкой по дну желоба - хвост к клюву, клюв к хвосту,- потом разом подогнули головы под крылья и заснули.
А Нильсу спать не хотелось. Он забрался на спину Мартина и, перевесившись через край желоба, стал смотреть вниз. Ведь это был первый город, который он видел так близко с тех пор, как летит с гусиной стаей.
Время было позднее. Люди уже давно легли спать. Только изредка торопливо пробегал какой-нибудь запоздалый прохожий, и шаги его гулко разносились в тихом, неподвижном воздухе. Каждого прохожего Нильс долго провожал глазами, пока тот не исчезал где-нибудь за поворотом.
«Сейчас он, наверное, придет домой,- грустно думал Нильс.- Счастливый! Хоть бы одним глазком взглянуть, как живут люди!.. Самому ведь не придется уже…»
Мартин, а Мартин, ты спишь? - позвал Нильс своего товарища.
Сплю,- сказал Мартин.- И ты спи.
Мартин, ты погоди спать. У меня к тебе дело есть.
Ну, что еще?
Послушай, Мартин,- зашептал Нильс,- спусти меня вниз, на улицу. Я погуляю немножечко, а ты выспишься и потом прилетишь за мной. Мне так хочется по улицам походить. Как все люди ходят.
Вот еще! Только мне и заботы вниз-вверх летать! И Мартин решительно сунул голову под крыло.
Мартин, да ты не спи! Послушай, что я тебе скажу. Ведь если бы ты был когда-нибудь человеком, тебе бы тоже захотелось увидеть настоящих людей.
Мартину стало жалко Нильса. Он высунул голову из-под крыла и сказал:
Ладно, будь по-твоему. Только помни мой совет: на людей смотри, а сам им на глаза не показывайся. А то не вышло бы какой беды.
Да не беспокойся! Меня ни одна мышь не увидит,- весело сказал Нильс и от радости даже заплясал на спине у Мартина.
Потише, потише, ты мне все перья переломаешь! - заворчал Мартин, расправляя усталые крылья.
Через минуту Нильс стоял на земле.
Далеко не уходи! - крикнул ему Мартин и полетел наверх досыпать остаток ночи.
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Сельма Лагерлёф
Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями© Пересказ, Задунайская З.М., насл., 2017
© Пересказ, Любарская А.И, насл., 2017
© Перевод, Маршак С.Я., насл., 2017
© Булатов Э.В., ил., 2017
© Васильев О.В., ил., насл., 2017
© ООО «Издательство АСТ», 2017
* * *
Художники
Э. Булатов и О. Васильев
Глава I
Лесной гном1
В маленькой шведской деревушке Вестменхёг жил мальчик по имени Нильс. С виду – мальчик как мальчик. А сладу с ним не было никакого. На уроках он считал ворон и ловил двойки, в лесу разорял птичьи гнёзда, гусей дразнил, кур гонял, а в коров бросал камни. Так прожил он до двенадцати лет. И тут случилось с ним необыкновенное происшествие. Дело было так.
Нильс сидел дома один.
День был воскресный, и отец с матерью ушли в соседнюю деревню на ярмарку. Нильс тоже собирался с ними. Он даже надел свою праздничную клетчатую рубашку с большими, как бляхи, перламутровыми пуговицами и новые кожаные штаны. Но пощеголять своим нарядом на этот раз ему не удалось.
Как назло, отцу вздумалось перед самым уходом проверить его школьный дневник. Отметки были ничуть не хуже, чем на прошлой неделе, – даже, пожалуй, лучше: три двойки и одна единица. Да разве отцу угодишь?
Отец приказал Нильсу сидеть дома и учить уроки.
Конечно, можно было и не послушаться, но отец недавно купил широкий жёсткий ремень с тяжёлой медной пряжкой и обещал обновить его на спине у Нильса при первом же удобном случае. Что тут поделаешь!
Нильс уселся за стол, раскрыл книжку и… принялся глядеть в окно.
Снег, пригретый мартовским солнцем, уже растаял.
По всему двору весело бежали мутные ручьи, разливаясь широкими озёрами.
Куры и петухи, высоко подбирая лапы, осторожно обходили лужи, а гуси смело лезли в холодную воду и барахтались в ней и плескались, так что брызги летели во все стороны.
Нильс и сам был бы не прочь пошлёпать по воде, если бы не эти несчастные уроки.
Он тяжело вздохнул и с досадой уставился в учебник.
Но вдруг скрипнула дверь, и в комнату проскользнул большой пушистый кот. Нильс очень ему обрадовался. Он даже забыл про все ссадины и царапины, которые остались ему на память об их последней битве.
– Мур-мур-мур! – позвал Нильс кота.
Увидев Нильса, кот выгнул горбом спину и попятился к двери – он хорошо знал, с кем имеет дело. Да и память у него была не такая короткая. Ведь ещё и трёх дней не прошло, как Нильс спичкой опалил ему усы.
– Ну, иди же, иди, мой котик, иди, котище! Поиграем немножко, – уговаривал его Нильс.
Он перевесился через ручку кресла и легонько пощекотал кота за ухом.
Это было очень приятно: кот сразу размяк, замурлыкал и стал тереться о ногу Нильса.
А Нильс только того и ждал.
Раз! – и кот повис на своём собственном хвосте.
– Мя-а-а-у! – пронзительно заорал кот.
– Ай-я-яй! – ещё громче закричал Нильс и отшвырнул кота: извернувшись в воздухе, кот всё-таки успел погладить Нильса своими когтями.
На том игра у них и кончилась.
Кот удрал, а Нильс снова уткнулся в книгу.
Но прочёл он немного.
Буквы стали почему-то прыгать перед глазами, строчки то сливались, то разбегались… Нильс и сам не заметил, как он уснул.
2
Спал Нильс недолго – его разбудил какой-то шорох.
Нильс приподнял голову. В зеркале, которое висело над столом, отражалась вся комната.
Вытянув шею, Нильс стал внимательно всматриваться в зеркало.
В комнате никого не было.
И вдруг Нильс увидел, что сундук, в котором мать хранила свои праздничные платья, почему-то открыт.
Нильс испугался. Может быть, пока он спал, в комнату забрался вор и теперь прячется где-нибудь здесь, за сундуком или шкафом?
Нильс съёжился и затаил дыхание.
И вот в зеркале мелькнула тень. Ещё раз мелькнула. Ещё…
По краю сундука кто-то медленно и осторожно полз.
Мышь? Нет не мышь.
Нильс прямо впился глазами в зеркало.
Что за чудо! На краю сундука он ясно разглядел маленького человечка. На голове у этого человечка был остроконечный колпачок, долгополый кафтан доходил до самых пят, на ногах были красные сафьяновые сапожки с серебряными пряжками.
Да ведь это гном! Самый настоящий гном!
Мать часто рассказывала Нильсу о гномах. Они живут в лесу. Они умеют говорить и по-человечьи, и по-птичьи, и по-звериному. Они знают о всех кладах, которые лежат в земле. Если захотят гномы – зимой на снегу цветы зацветут, захотят – летом реки замёрзнут.
Но зачем гном забрался сюда? Что ищет он у них в сундуке?
– А ну-ка, постой! Вот я тебя сейчас, – прошептал Нильс и сдёрнул с гвоздя сачок для ловли бабочек.
Один взмах – и гном забился в сетке, как пойманная стрекоза. Колпачок его съехал на нос, ноги запутались в широком кафтане. Он беспомощно барахтался и размахивал руками, пытаясь схватиться за сетку. Но чуть только ему удавалось привстать, Нильс встряхивал сачок, и гном опять срывался вниз.
– Послушай, Нильс, – взмолился, наконец, гном, – отпусти меня на волю! Я дам тебе за это золотую монету, да такую большую, как пуговица на твоей рубашке.
Нильс на минутку задумался.
– А что ж, это, пожалуй, неплохо, – сказал он и перестал раскачивать сетку.
Цепляясь за редкую ткань, гном ловко полез вверх. Вот он уже схватился за железный обруч, и над краем сетки показался его колпачок…
Тут Нильсу пришло в голову, что он продешевил. Вдобавок к золотой монете можно было ведь потребовать, чтобы гном учил за него уроки. Да мало ли что ещё можно придумать! Гном теперь на всё согласится! Когда сидишь в сачке, торговаться не станешь.
И Нильс снова тряхнул сеткой.
Но вдруг он получил такую здоровенную затрещину, что сетка выпала у него из рук, а сам он кубарем откатился в угол.
3
С минуту Нильс лежал не двигаясь, а потом, кряхтя и охая, встал.
Гнома уже и след простыл. Сундук был закрыт, а сетка для бабочек висела на своём месте – между окном и шкафом.
– Приснилось мне всё это, что ли? – сказал Нильс и, прихрамывая, поплёлся к своему креслу.
Он сделал два шага и остановился. С комнатой что-то случилось. Стены их маленького домика раздвинулись, потолок ушёл высоко вверх, а кресло, на котором Нильс всегда сидел, возвышалось перед ним неприступной горой. Чтобы взобраться на него, Нильсу пришлось карабкаться по витой ножке, как по корявому стволу дуба.
Книга по-прежнему лежала на столе, но она была такая огромная, что вверху страницы Нильс не мог разглядеть ни одной буквы. Он улёгся животом на книгу и медленно пополз от строчки к строчке, от слова к слову.
Он прямо вспотел, пока прочёл одну фразу.
– Что за чертовщина! Так ведь я и к завтрашнему дню до конца страницы не доползу, – сказал Нильс и рукавом отёр пот со лба.
И вдруг он увидел, что из зеркала на него смотрит крошечный человечек – совсем такой же, как тот гном, который попался к нему в сетку. Только одет по-другому: в кожаных штанах и в клетчатой рубашке с большими пуговицами.
«Да тут ещё один! – подумал Нильс. – И вырядился-то как! Точно в гости пришёл!»
– Эй, ты, чего тебе здесь надо? – крикнул Нильс и погрозил человечку кулаком.
Человечек тоже погрозил Нильсу кулаком.
Нильс подбоченился и высунул язык. Человечек тоже подбоченился и тоже показал Нильсу язык.
Нильс топнул ногой. И человечек топнул ногой.
Нильс прыгал, вертелся волчком, размахивал руками, но человечек не отставал от него. Он тоже прыгал, тоже вертелся волчком и размахивал руками.
Тогда Нильс сел на книгу и горько заплакал. Он понял, что гном заколдовал его и что маленький человечек, который смотрит на него из зеркала, – это он сам, Нильс Хольгерсон.
Поплакав немного, Нильс вытер глаза и решил идти искать гнома. Может быть, если хорошенько попросить прощения, гном снова превратит его в мальчика?
Нильс выбежал во двор. Перед домом прыгал воробей.
Чуть только Нильс показался на пороге, воробей вспорхнул на изгородь и закричал во весь свой воробьиный голос:
– Посмотрите-ка на Нильса! Посмотрите-ка на Нильса!
А куры захлопали крыльями и наперебой закудахтали:
– Так ему и надо! Так ему и надо!
И удивительное дело – Нильс прекрасно всех понимал.
Гуси обступили Нильса со всех сторон и, вытягивая шеи, шипели ему в самое ухо:
– Хорош! Ну уж хорош! Что, боишься теперь? Боишься? – И они клевали его, щипали, долбили клювами, дёргали то за руки, то за ноги.
Бедному Нильсу пришлось бы совсем плохо, если б в это время над их деревней не пролетала стая диких гусей. Они летели высоко в небе, вытянувшись правильным треугольником, но, увидев своих родичей – домашних гусей, – спустились ниже и закричали:
– Га-га-га! Летите с нами! Летите с нами! Мы летим на север, в Лапландию! В Лапландию!
Домашние гуси сразу забыли про Нильса. Они заволновались, загоготали, захлопали крыльями, как будто пробовали, могут ли они взлететь. Но старая гусыня – она приходилась бабушкой доброй половине гусей – бегала вокруг них и кричала:
– С ума сошли! С ума сошли! Не делайте глупостей! Ведь вы не какие-нибудь бродяги, вы почтенные домашние гуси!
А потом задрала голову и закричала в небо:
– Нам и тут хорошо! Нам и тут хорошо!
Только один молодой гусь не послушался советов старой бабушки. Широко расправив большие белые крылья, он стремительно побежал по двору.
– Подождите меня, подождите меня! – кричал он. – Я лечу с вами! С вами!
«Да ведь это Мартин, лучший мамин гусь, – подумал Нильс. – Чего доброго, он и в самом деле улетит!»
– Стой, стой! – закричал Нильс и бросился за Мартином. Нильс едва догнал его. Он изловчился, подпрыгнул и, обхватив руками длинную шею Мартина, повис на нём. Но гусь даже не почувствовал этого, точно Нильса и не было. Он сильно взмахнул крыльями – раз, другой – и, сам того не ожидая, взлетел в воздух.
Прежде чем Нильс понял, что произошло, они уже были высоко в небе.
Глава II
Верхом на гусе1
Ветер бил в лицо, рвал волосы, выл и свистел в ушах. Нильс сидел верхом на гусе, как всадник на скачущем коне: он вобрал голову в плечи, съёжился и всем телом припал к шее Мартина. Руками он крепко вцепился в гусиные перья и от страха зажмурил глаза.
– Сейчас упаду, вот сейчас упаду, – шептал он при каждом взмахе больших белых крыльев. Но прошло десять минут, двадцать, а он не падал. Наконец он расхрабрился и чуть-чуть приоткрыл глаза.
Справа и слева мелькали серые крылья диких гусей, над самой головой Нильса, чуть не задевая его, проплывали облака, а далеко-далеко внизу темнела земля. Она была совсем не похожа на землю. Казалось, что кто-то разостлал под ними огромный клетчатый платок. Одни клетки были совсем чёрные, другие желтовато-серые, третьи светло-зелёные.
Это были луга, покрытые едва пробивающейся травой, и только что распаханные поля.
Поля сменялись тёмными лесами, леса озёрами, озёра снова полями, а гуси всё летели и летели.
Нильс совсем приуныл.
«Чего доброго, они и в самом деле занесут меня в Лапландию!» – подумал он.
– Мартин! Мартин! – крикнул он гусю. – Поворачивай домой! Хватит, налетались!
Но Мартин ничего не ответил.
Тогда Нильс изо всей силы пришпорил его своими деревянными башмачками.
Мартин чуть-чуть повернул голову и прошипел:
– Слушай, ты! Сиди смирно, а не то вот сброшу тебя… Тогда полетишь вверх тормашками!
Пришлось сидеть смирно.
2
Весь день белый гусь Мартин летел вровень со всей стаей, будто он никогда и не был домашним гусем, будто он всю жизнь только и делал, что летал.
«И откуда у него такая прыть взялась?» – удивлялся Нильс.
Но к вечеру Мартин всё-таки стал сдавать. Теперь-то всякому было видно, что летает он без году один день: то вдруг отстанет, то вырвется вперёд, то как будто провалится в яму, то словно подскочит вверх.
И дикие гуси тоже увидели это.
– Акка Кнебекайзе! Акка Кнебекайзе! – закричали они.
– Что вам от меня нужно? – крикнула гусыня, летевшая впереди всех.
– Белый отстаёт!
– Он должен знать, что летать быстро легче, чем летать медленно! – крикнула гусыня, даже не обернувшись.
Мартин пытался сильнее и чаще взмахивать крыльями, но усталые крылья отяжелели и больше не слушались его.
– Акка! Акка Кнебекайзе!
– Что вам ещё от меня нужно?
– Белый не может лететь так высоко!
– Он должен знать, что летать высоко легче, чем летать низко!
Бедный Мартин напряг последние силы и взлетел как только мог выше. Но тут у него перехватило дыхание, и крылья совсем ослабели.
– Акка Кнебекайзе! Белый падает!
– Кто не может лететь, как мы, пусть сидит дома, скажите это белому! – крикнула Акка, не замедляя полёта.
– И верно, лучше бы нам сидеть дома, – прошептал Нильс и покрепче уцепился за шею Мартина.
Мартин, как подстреленный, падал вниз.
Счастье ещё, что внизу им подвернулась какая-то тощая ветла. Мартин зацепился за верхушку дерева и застрял среди веток.
Так они и сидели на ветле.
Крылья у Мартина обвисли, шея болталась, как тряпка, он громко дышал, широко разевая клюв, точно хотел захватить побольше воздуха.
Нильсу стало жалко Мартина. Он даже попробовал его утешить.
– Милый Мартин, – сказал Нильс ласково, – не печалься, что они тебя бросили. Ну посуди сам: куда тебе с ними тягаться? Вот отдохнёшь немножко, и вернёмся домой.
Но это было плохое утешение. Как?! Сдаться в самом начале пути? Нет, ни за что!
– Ты уж лучше не суйся со своими советами, – прошипел Мартин. – Придержи язык!
И он с такой яростью замахал крыльями, что сразу же поднялся высоко вверх и скоро догнал стаю.
На его счастье, уже наступал вечер.
На землю легли чёрные тени: с озера, над которым летели дикие гуси, потянулся густой туман.
Стая Акки Кнебекайзе спустилась на ночёвку.
3
Чуть только гуси коснулись прибрежной полоски земли, они сразу полезли в воду. На берегу остались только гусь Мартин и Нильс.
Как с ледяной горки, Нильс съехал со скользкой спины Мартина. Наконец-то он на земле! Он расправил затёкшие руки и ноги и поглядел по сторонам.
Место было пустынное. К самому озеру чёрной стеной подступали высокие ели. Из тёмной глубины леса слышалось какое-то потрескивание и шуршание. Всюду снег уже растаял, а здесь, у корявых разросшихся корней, снег всё ещё лежал плотным толстым слоем. Можно было подумать, что ели ни за что не хотят расстаться с зимой.
Нильсу стало не по себе.
Как далеко они залетели! Теперь, если Мартин даже захочет вернуться, им всё равно не найти дороги домой… А всё-таки Мартин молодец!.. Да где же он?
– Мартин! Мартин! – позвал Нильс.
Никто не ответил. Нильс растерянно оглянулся.
Бедный Мартин! Он лежал, как мёртвый, распластав по земле крылья и вытянув шею. Глаза его были подёрнуты мутной плёнкой.
Нильс испугался.
– Милый гусь Мартин, – сказал Нильс, наклонившись к нему, – выпей глоток воды! Ты увидишь, тебе сразу станет лучше.
Но гусь не шевелился.
Тогда Нильс схватил его обеими руками за шею и потащил к воде.
Это было нелёгкое дело. Гусь был самый лучший в их хозяйстве, и мать раскормила его на славу. А Нильса сейчас едва от земли видно. Но всё-таки он дотащил Мартина до самого озера и сунул его головой прямо в студёную воду.
Мартин сразу ожил. Он открыл глаза, глотнул разок-другой и с трудом встал на лапы. С минуту он постоял, шатаясь из стороны в сторону, потом залез в озеро и медленно поплыл между льдинами. То и дело он погружал клюв в воду, а потом, запрокинув голову, жадно глотал водоросли.
«Ему-то хорошо, – с завистью подумал Нильс, – а ведь я тоже с утра ничего не ел».
И Нильсу сразу так захотелось есть, что у него даже засосало под ложечкой.
В это время Мартин подплыл к берегу. В клюве у него была зажата серебристая рыбка. Он положил рыбку перед Нильсом и сказал:
– Дома мы не были с тобой друзьями. Но ты помог мне в беде, и я хочу отблагодарить тебя.
Нильс никогда ещё не пробовал сырой рыбы. Но что делать, надо привыкать! Другого ужина не получишь.
Он порылся у себя в карманах, разыскивая свой складной ножичек.
Ножичек, как всегда, лежал с правой стороны, только стал маленький, точно булавка, – впрочем, как раз по карману.
Нильс раскрыл ножичек и принялся потрошить рыбу.
Вдруг он услышал какой-то шум и плеск: это, отряхиваясь, вышли на берег дикие гуси.
– Смотри не проболтайся, что ты человек, – шепнул Нильсу Мартин и почтительно выступил вперёд, приветствуя стаю.
Теперь можно было хорошенько рассмотреть всю компанию. Надо признаться, что красотой они не блистали, эти дикие гуси. И ростом не вышли, и нарядом не могли похвастаться. Все как на подбор серые, точно пылью покрытые, – хоть бы у кого-нибудь одно белое пёрышко!
А ходят-то как! На каждом шагу подскакивают, о каждый камень спотыкаются, клювом чуть землю не пашут.
Нильс даже фыркнул. А Мартин от удивления развёл крыльями. Разве так ходят порядочные гуси? Ходить надо медленно, аккуратно припечатывая ступню к земле, голову держать высоко. А эти ковыляют, точно хромые.
Впереди всех выступала старая-престарая гусыня. Ну, уж это была и красавица! Шея тощая, из-под перьев кости торчат, а крылья точно обгрыз кто-то. Но все гуси почтительно смотрели на неё, не смея заговорить, пока она первая не скажет своё слово.
Это была сама Акка Кнебекайзе, предводительница стаи.
Сто раз уже водила она гусей с юга на север и сто раз возвращалась с ними с севера на юг. Каждый кустик, каждый островок на озере, каждую полянку в лесу знала Акка Кнебекайзе. Никто не умел выбрать место для ночёвки лучше, чем Акка Кнебекайзе, никто не умел лучше, чем она, укрыться от хитрых врагов, подстерегающих гусей на каждом шагу.
Акка долго разглядывала Мартина от кончика клюва до кончика хвоста и, наконец, сказала:
– Наша стая не может принимать к себе первых встречных. Все, кого ты видишь перед собой, принадлежат к лучшим гусиным семействам. А ты даже летать как следует не умеешь. Что ты за гусь, какого роду и племени?
– Моя история не длинная, – грустно сказал Мартин. – Я родился в прошлом году в местечке Сванегольм, а осенью меня продали в соседнюю деревню к Хольгеру Нильсону. Там я и жил до сегодняшнего дня.
– Как же ты набрался храбрости лететь с нами? – удивилась Акка Кнебекайзе.
– Мне очень захотелось посмотреть, что это за Лапландия такая. А заодно я решил доказать вам, диким гусям, что и мы, домашние гуси, кое на что способны.
Акка молча с любопытством разглядывала Мартина.
– Ты смелый гусь, – сказала она наконец. – А тот, кто смел, может быть хорошим товарищем в пути.
Вдруг она увидела Нильса.
– А это кто ещё с тобой? – спросила Акка. – Таких, как он, я никогда не видывала.
Мартин замялся на минутку.
– Это мой товарищ… – неуверенно сказал он.
Но тут Нильс выступил вперёд и решительно заявил:
– Меня зовут Нильс Хольгерсон. Мой отец крестьянин, и до сегодняшнего дня я был человеком, но сегодня утром…
Кончить ему не удалось. Услышав слово «человек», гуси попятились назад и, вытянув шеи, злобно зашипели, загоготали, захлопали крыльями.
– Человеку не место среди диких гусей, – сказала старая гусыня. – Люди были, есть и будут нашими врагами. Ты должен немедленно покинуть стаю.
Мартин не выдержал и вмешался:
– Но ведь его даже человеком нельзя назвать! Смотрите, какой он маленький! Я ручаюсь, что он не сделает вам никакого зла. Позвольте ему остаться хотя бы на одну ночь.
Акка испытующе посмотрела на Нильса, потом на Мартина и наконец сказала:
– Наши деды, прадеды и прапрадеды завещали нам никогда не доверяться человеку, будь он маленький или большой. Но если ты ручаешься за него, то так и быть – сегодня пусть он останется с нами. Мы ночуем на большой льдине посреди озера. А завтра утром он должен покинуть нас.
С этими словами она поднялась в воздух, а за нею полетела вся стая.
– Послушай, Мартин, – робко спросил Нильс, – ты что же, полетишь с ними?
– Ну, конечно, полечу! – с гордостью сказал Мартин. – Не каждый день домашнему гусю выпадает такая честь – лететь в стае Акки Кнебекайзе!
– А как же я? – опять спросил Нильс. – Мне ни за что одному не добраться домой. Я теперь и в траве заблужусь, не то что в этом лесу.
– Домой тебя отвозить мне некогда, сам понимаешь, – сказал Мартин. – Но вот что я могу тебе предложить: летим-ка вместе в Лапландию. Посмотрим, как там и что, а потом вместе и домой вернёмся. Акку я уж как-нибудь уговорю, а не уговорю – так обману. Ты теперь маленький, спрятать тебя нетрудно. Ну, а сейчас за дело! Собери-ка поскорее сухой травы. Да побольше!
Когда Нильс набрал целую охапку прошлогодней травы, Мартин осторожно подхватил его за ворот рубашки и перенёс на большую льдину посредине озера.
Дикие гуси уже спали, подвернув головы под крылья.
– Теперь разложи траву, – скомандовал Мартин, – а то без подстилки у меня, чего доброго, лапы ко льду примёрзнут.
Подстилка хоть и получилась жидковатая (много ли теперь Нильс мог травы унести!), но всё-таки лёд кое-как прикрывала.
Мартин стал на неё, снова схватил Нильса за шиворот и сунул к себе под крыло.
– Спокойной ночи! – сказал Мартин и покрепче прижал крыло, чтобы Нильс не вывалился.
