Агиография - отрасль церковной литературы, содержащая описание жизни святых.
При единстве манеры изложения агиографические сказания были разнообразны по жанрам: жития святых, мартирии, повествовавшие о гонениях и пытках мучеников, хождения, чудеса, видения, сказания о чудотворных иконах.
Жития и мартирии разделялись, в свою очередь на повествовательные и панегирические. Первые описывали жизнь и деяния святого, вторые содержали похвальные слова в его честь.
По мере развития житийного жанра был выработан определенный канон повествования. Житийный канон складывается из предисловия и краткого послесловия агиографа, обрамляющих собственно повествование, включающее в себя следующие вехи: похвала родине и родителям святого, чудесное предвозвещение его появления на свет, проявление святости в детском и юношеском возрасте, искушения, решительный поворот на путь духовного спасения, кончина и посмертные чудеса.
Каноническое житие включает ряд обязательных элементов. Во-первых, оно должно начинаться с прославления Бога и заканчиваться тем же, ибо это и есть главная цель всех подобных литературных произведений. Во-вторых, в житии должна присутствовать похвала святому, о жизни которого идет речь. Ведь он стал святым, потому что угодил Богу, и его следует рассматривать как образец для подражания. В-третьих, прославлению святого противопоставляется самообличение автора жития, признающего себя грешным и недостойным взяться за описание жизни праведного человека. В-четвертых, в житии обязательно рассказывается о чудесах святого, зачастую начиная с его рождения. Как правило, родители святого также являются людьми высоконравственными и искренне верующими. В-пятых, в житии повествуется о кончине святого, что особенно важно, если речь идет о мученике. Ведь кончина в этом случае выступает в качестве свидетельства веры, то есть одновременно прославления Бога и своего рода чуда. Но и в тех случаях, когда святой умер естественной смертью, значение описания этого момента также играет большую роль. Авторы житий показывают, что высокие добродетели и вера, сопровождавшие святого в жизни, не покидают его и в последние мгновения перед переходом в мир иной.
Произведения агиографических жанров являются, таким образом, словесными иконами святых, их подвигов и чудесных явлений благодати Божией. Однако агиографический канон сложился лишь к X – XII вв ., поэтому ранним житиям свойственно большее формальное разнообразие.
Жанровое своеобразие «сказания о Борисе и Глебе»
По существу, это - историческая повесть с точным названием лиц, имен, фактов, мест. Основная идея – единство Русской земли, осуждение княжеских междоусобиц. Но в отличие от исторической повести, «сказание о Борисе и Глебе» - произведение лирическое, содержащее плачи, молитвы, монологи- размышления.
«Сказание о Борисе и Глебе», не являясь каноническим житием, тем менее обладает рядом характерных для этого жанра черт. Так, в «Сказании...» мы находим похвалу высоким добродетелям святых - их смирению, почитанию старших, незлобивости. Зная о том, что замышляет Святополк, братья не пытаются помешать ему. Конечно, с обыденной, житейской точки зрения это кажется странным, но с точки зрения автора-христианина подобная кротость перед лицом смерти, прощение своих убийц расценивается как проявление высших добродетелей христианина. Автор жития восхищается и такими чертами характера Бориса, как его набожность, любовь к отцу и брату Глебу. Аналогичным образом автор описывает и Глеба: он горько сокрушается о смерти отца и гибели брата, не противится своим убийцам, но кротко умоляет их о милосердии, прощает их.
В «Сказании...» то и дело встречаются цитаты из Священного Писания. Правда, они характерны не только для житий, но и для других жанров древнерусской литературы, например подобных цитат достаточно много в «Поучении Владимира Мономаха».
Есть в «Сказании...» и упоминание о чудесах. На могиле Глеба порой люди видели свет и слышали ангельские голоса. Именно благодаря этим чудесам и были найдены останки Глеба, место захоронения которого сначала было неизвестно. О Борисе же, похороненном в Вышгороде, говорится, что, когда раскопали его могилу, чтобы положить рядом тело его брата, то оказалось, что тело Бориса нисколько не пострадало от времени. Относительно Глеба подобное, видимо, подразумевается, так как нетленность мощей - одно из существенных свидетельств святости человека. «Так Бог сохранил своего страстотерпца тело!» - это похвала и Богу, и святому, обязательная в житии. Однако несоответствие «Сказания...» канону жития очевидно. Невзирая на наличие некоторых обязательных элементов последнего. Так, автор «Сказания...» начинает свое повествование с небольшой цитаты из Священного Писания, которая звучит похвалой святым; обязательное для жития прославление Бога опущено. Рассказ о родственных связях Святополка с Борисом и Глебом, упоминание о родителях этих персонажей - всего лишь историческая справка. Нет похвалы родителям святых, напротив, о Владимире говорится, что он убил брата и сделал его вдову своей любовницей, имел много жен, а о матери Бориса и Глеба вообще ничего не сказано, кроме того, что она была «болгарыней». Нет и рассказа о детстве братьев, озаренного неземным светом веры. Отчасти это и понятно - речь идет не о будущих монахах, а о сыновьях князя, то есть будущих воинах. Зато «Сказание...» сближает с житием то, что в нем повествуется о мученической кончине братьев - их смерть от рук убийц и легла в основу сюжета «Сказания...».
Древнерусская литература
СКАЗАНИЕ О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ
СКАЗАНИЕ И СТРАДАНИЕ И ПОХВАЛА
СВЯТЫМ МУЧЕНИКАМ БОРИСУ И ГЛЕБУ
Господи, благослови, отче!
«Род праведных благословится, - говорит пророк, - и потомки их благословенны будут».
Так и свершилось незадолго до наших дней при самодержце всей Русской земли Владимире, сыне Святославовом, внуке Игоревом, просветившем святым крещением всю землю Русскую. О прочих его добродетелях в другом месте поведаем, ныне же не время. О том же, что начали, будем рассказывать по порядку. Владимир имел 12 сыновей, и не от одной жены: матери у них были разные. Старший сын - Вышеслав, после Изяслав, третий - Святополк, который и замыслил это злое убийство. Мать его гречанка, прежде была монахиней. Брат Владимира Ярополк, прельщенный красотой ее лица, расстриг ее, и взял в жены, и зачал от нее окаянного Святополка. Владимир же, в то время еще язычник, убив Ярополка, овладел его беременной женою. Вот она-то и родила этого окаянного Святополка, сына двух отцов-братьев. Поэтому и не любил его Владимир, ибо не от него был он. А от Рогнеды Владимир имел четырех сыновей: Изяслава, и Мстислава, и Ярослава, и Всеволода. От другой жены были Святослав и Мстислав, а от жены-болгарки - Борис и Глеб. И посадил их всех Владимир по разным землям на княжение, о чем в другом месте скажем, здесь же расскажем про тех, о ком сия повесть.
Посадил Владимир окаянного Святополка на княжение в Пинске, а Ярослава - в Новгороде, а Бориса - в Ростове, а Глеба - в Муроме. Не стану, однако, много толковать, чтобы во многословии не забыть о главном, но, о ком начал, поведаем вот что. Протекло много времени, и, когда минуло 28 лет после святого крещения, подошли к концу дни Владимира - впал он в тяжкий недуг. В это же время пришел из Ростова Борис, а печенеги вновь двинулись ратью на Русь, и великая скорбь охватила Владимира, так как не мог он выступить против них, и это сильно печалило его. Призвал он тогда к себе Бориса, нареченного в святом крещении Романом, блаженного и скоропослушливого, и, дав ему под начало много воинов, послал его против безбожных печенегов. Борис же с радостью пошел, говоря: «Готов я пред очами твоими свершить, что велит воля сердца твоего». О таких Приточник говорил: «Был сын отцу послушный и любимый матерью своею».
Когда Борис, выступив в поход и не встретив врага, возвращался обратно, прибыл к нему вестник и поведал ему о смерти отца. Рассказал он, как преставился отец его Василий (этим именем назван был Владимир в святом крещении) и как Святополк, утаив смерть отца своего, ночью разобрал помост в Берестове и, завернув тело в ковер, спустил его на веревках на землю, отвез на санях поставил в церкви святой Богородицы. И как услышал это святой Борис, стал телом слабеть и все лицо его намокло от слез, обливаясь слезами, не в силах был говорить. Лишь в сердце своем так размышлял: «Увы мне, светочей моих, сияние и заря лица моего, узда юности моей, наставник неопытности моей! Увы мне, отец и господин мой! К кому прибегну, к кому обращу взор свой? Где еще найду такую мудрость и как обойдусь без наставлений разума твоего? Увы мне, увы мне! Как же ты зашло, солнце мое, а меня не было там! Был бы я там, то сам бы своими руками честное тело твое убрал и могиле предал. Но не нес я доблестное тело твое, не сподобился целовать твои прекрасные седины. О блаженный, помяни меня в месте упокоения твоего! Сердце мое горит, душа моя разум смущает, и не знаю, к кому обратиться, кому поведать эту горькую печаль? Брату, которого я почитал как отца? Но тот, чувствую я, о мирской суете печется и убийство мое замышляет. Если он кровь мою прольет и на убийство мое решится, буду мучеником перед господом моим. Не воспротивлюсь я, ибо написано: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать». И в послании апостола сказано: «Кто говорит: «Я люблю бога», а брата своего ненавидит, тот лжец». И еще: «В любви нет страха, совершенная любовь изгоняет страх». Поэтому, что я скажу, что сделаю? Вот пойду к брату моему и скажу: «Будь мне отцом - ведь ты брат мой старший. Что повелишь мне, господин мой?»
И помышляя так в уме своем, пошел к брату своему и говорил в сердце своем: «Увижу ли я хотя бы братца моего младшего Глеба, как Иосиф Вениамина?» И решил в сердце своем: «Да будет воля твоя, господи!» Про себя же думал: «Если пойду в дом отца своего, то многие люди станут уговаривать меня прогнать брата, как поступал, ради славы и княжения в мире этом, отец мой до святого крещения. А все это преходящее и непрочно, как паутина. Куда я приду по отшествии своем из мира этого? Где окажусь тогда? Какой получу ответ? Где скрою множество грехов своих? Что приобрели братья отца моего или отец мой? Где их жизнь и слава мира сего, и багряницы, и пиры, серебро и золото, вина и меды, яства обильные, и резвые кони, и хоромы изукрашенные, и великие, и богатства многие, и дани и почести бесчисленные, и похвальба боярами своими. Всего этого будто и не было: все с ними исчезло, и ни от чего нет подспорья - ни от богатства, ни от множества рабов, ни от славы мира сего. Так и Соломон, все испытав, все видев, всем овладев и все собрав, говорил обо всем: «Суета сует - все суета!» Спасение только в добрых делах, в истинной вере и в нелицемерной любви».
Идя же путем своим, думал Борис о красоте и молодости своей и весь обливался слезами. И хотел сдержаться, но не мог. И все видевшие его тоже оплакивали юность его и его красоту телесную и духовную. И каждый в душе своей стенал от горести сердечной, и все были охвачены печалью.
Кто же не восплачется, представив перед очами сердца своего эту пагубную смерть?
Весь облик его был уныл, и сердце его святое было сокрушено, ибо был блаженный правдив и щедр, тих, кроток, смирен, всех он жалел и всем помогал.
Так помышлял в сердце своем богоблаженный Борис и говорил: «Знал я, что брата злые люди подстрекают на убийство мое и погубит он меня, и когда прольет кровь мою, то буду я мучеником перед господом моим, и примет душу мою владыка». Затем, забыв смертную скорбь, стал утешать он сердце свое божьим словом: «Тот, кто пожертвует душой своей ради меня и моего учения, обретет и сохранит ее в жизни вечной». И пошел с радостным сердцем, говоря: «Господи премилостивый, не отринь меня, на тебя уповающего, но спаси душу мою!»
Святополк же, сев на княжение в Киеве после смерти отца, призвал к себе киевлян и, щедро одарив их, отпустил. К Борису же послал такую весть: «Брат, хочу жить с тобой в любви и к полученному от отца владению добавлю еще». Но не было правды в его словах. Святополк, придя ночью в Вышгород, тайно призвал к себе Путьшу и вышегородских мужей и сказал им: «Признайтесь мне без утайки - преданы ли вы мне?» Путьша ответил: «Все мы готовы головы свои положить за тебя».
Когда увидел дьявол, исконный враг всего доброго в людях, что святой Борис всю надежду свою возложил на бога, то стал строить козни и, как в древние времена Каина, замышлявшего братоубийство, уловил Святополка. Угадал он помыслы Святополка, поистине второго Каина: ведь хотел он перебить всех наследников отца своего, чтобы одному захватить всю власть.
Тогда призвал к себе окаянный треклятый Святополк сообщников злодеяния и зачинщиков всей неправды, отверз свои прескверные уста и вскричал злобным голосом Путьшиной дружине: «Раз вы обещали положить за меня свои головы, то идите тайно, братья мои, и где встретите брата моего Бориса, улучив подходящее время, убейте его». И они обещали ему сделать это.
О таких пророк говорил: «Скоры они на подлое убийство. Оскверненные кровопролитием, они навлекают на себя несчастия. Таковы пути всех, совершающих беззаконие, - нечестием губят душу свою».
Блаженный же Борис возвратился и раскинул свой стан на Альте. И сказала ему дружина: «Пойди, сядь в Киеве на отчий княжеский стол - ведь все воины в твоих руках». Он же им отвечал: «Не могу я поднять руку на брата своего, к тому же еще и старейшего, которого чту я как отца». Услышав это, воины разошлись, и остался он только с отроками своими. И был день субботний. В тоске и печали, с удрученным сердцем вошел он в шатер свой и заплакал в сокрушении сердечном, но с душой просветленной, жалобно восклицая: «Не отвергай слез моих, владыка, ибо уповаю я на тебя! Пусть удостоюсь участи рабов твоих и разделю жребий со всеми твоими святыми, ты бог милостивый, и славу тебе возносим вовеки! Аминь».
Вспомнил он о мучении и страданиях святого мученика Никиты и святого Вячеслава, которые были убиты так же, и о том, как убийцей святой Варвары был ее родной отец. И вспомнил слова премудрого Соломона: «Праведники вечно живут, и от господа им награда и украшение им от всевышнего». И только этими словами утешался и радовался.
Между тем наступил вечер, и Борис повелел петь вечерню, а сам вошел в шатер свой и стал творить вечернюю молитву со слезами горькими, частым воздыханием и непрерывными стенаниями. Потом лег спать, и сон его тревожили тоскливые мысли и печаль горькая, и тяжелая, и страшная:, как претерпеть мучение и страдание, и окончить жизнь, и веру сохранить, и приуготовленный венец принять из рук вседержителя. И, проснувшись рано, увидел, что время уже утреннее. А был воскресный день. Сказал он священнику своему: «Вставай, начинай заутреню». Сам же, обувшись и умыв лицо свое, начал молиться к господу богу.
Посланные же Святополком пришли на Альту ночью, и подошли близко, и услышали голос блаженного страстотерпца, поющего на заутреню Псалтырь. И получил он уже весть о готовящемся убиении его. И начал петь: «Господи! Как умножились враги мои! Многие восстают на меня» - и остальные псалмы до конца. И, начавши петь по Псалтыри: «Окружили меня скопища псов и тельцы тучные обступили меня», продолжил: «Господи боже мой! На тебя я уповаю, спаси меня!» И после этого пропел канон. И когда окончил заутреню, стал молиться, взирая на икону господню и говоря: «Господи Иисусе Христе! Как ты, в этом образе явившийся на землю и собственною волею давший пригвоздить себя к кресту и принять страдание за грехи наши, сподобь и меня так принять страдание!»
И когда услышал он зловещий шепот около шатра, то, затрепетал, и потекли слезы из глаз его, и промолвил: «Слава тебе, господи, за все, ибо удостоил меня зависти ради принять сию горькую смерть и претерпеть все ради любви к заповедям твоим. Не захотел ты сам избегнуть мук, ничего не пожелал себе, последуй заповедям апостола: «Любовь долготерпелива, всему верит, не завидует и не превозносится». И еще: «В любви нет страха, ибо истинная любовь изгоняет страх». Поэтому, владыка, душа моя в руках твоих всегда, ибо не забыл я твоей заповеди. Как господу угодно - так и будет». И когда увидели священник Борисов и отрок, прислуживающий князю, господина своего, объятого скорбью и печалью, то заплакали горько и сказали: «Милостивый и дорогой господин наш! Какой благости исполнен ты, что не восхотел ради любви Христовой воспротивиться брату, а ведь сколько воинов держал под рукой своей!» И, сказав это, опечалилась.
И вдруг увидел устремившихся к шатру, блеск оружия, обнаженные мечи. И без жалости пронзено было честное и многомилостивое тело святого и блаженного. Христова страстотерпца Бориса. Поразили его копьями окаянные: Путьша, Талец, Елович, Ляшко. Видя это, отрок его прикрыл собою тело блаженного, воскликнув: «Да не оставлю тебя, господин мой любимый, - где увядает красота тела твоего, тут и я сподоблюсь окончить жизнь свою!»
Был же он родом венгр, по имени Георгий, и наградил его князь золотой гривной, и был любим Борисом безмерно. Тут и его пронзили, и, раненный, выскочил он в оторопе из шатра. И заговорили стоящие около шатра: «Что стоите и смотрите! Начав, завершим поведенное нам». Услышав это, блаженный стал молиться и просить их, говоря: «Братья мои милые и любимые! Погодите немного, дайте помолиться богу». И воззрев на небо со слезами, и вознося вздохи горе, начал молиться такими словами: «Господи боже мой многомилостивый и милостивый и премилостивый! Слава тебе, что сподобил меня уйти от обольщений этой обманчивой жизни! Слава тебе, щедрый дарователь жизни, что сподобил меня подвига достойного святых мучеников! Слава тебе, владыка-человеколюбец что сподобил меня свершить сокровенное желание сердца моего! Слава тебе, Христос, слава безмерному, твоему милосердию, ибо направил ты стоны мои на правый путь! Взгляни с высоты святости твоей и узри боль сердца моего, которую претерпел
Появление оригинальной агиографической литературы было связано с общей политической борьбой Руси за утверждение своей религиозной самостоятельности, стремлением подчеркнуть, что Русская земля имеет собственных предстателей и ходатаев перед богом. Окружая личность князя ореолом святости, жития содействовали политическому упрочению основ феодального строя.
Образцом древнерусского княжеского жития является анонимное «Сказание о Борисе и Глебе», созданное, по-видимому, в конце XI - начале XII веков.
Автор «Сказания» сохраняет историческую конкретность, подробно излагая все перипетии, связанные со злодейским убийством Бориса и Глеба. Как и летопись, «Сказание» резко осуждает убийцу - «окаянного» Святополка и выступает против братоубийственных раздоров, отстаивая патриотическую идею единства «Русской великой страны».
«Сказание» не следует традиционной композиционной схеме жития, обычно описывавшего всю жизнь подвижника - от его рождения до смерти. Оно излагает лишь один эпизод из жизни своих героев - их злодейское убийство. Борис и Глеб изображаются идеальными христианскими героями-мучениками. Они добровольно принимают «мученический венец». Прославление этого христианского подвига выдержано в манере агиографической литературы. Автор уснащает повествование обильными монологами - плачами героев, их молитвословиями, которые служат средством выражения их благочестивых чувств. Монологи Бориса и Глеба не лишены образности, драматизма и лиризма. Таков, например, плач Бориса по умершему отцу: «Увы мне, свете очию моею, сияние и заре лица моего, бръздо уности моее, наказание недоразумия моего! Увы мне, отче и господине мой! К кому прибегну! К кому възьрю? Къде ли насыщюся таковааго благааго учения и казания разума твоего? Увы мне, увы мне! Како заиде свете мой, не сушу ми ту!..» В этом монологе использованы риторические вопросы и восклицания, характерные для церковной ораторской прозы, и в то же время отразилась образность народного плача, что придает ему определенную лирическую тональность, позволяет ярче выразить чувство сыновней скорби.
Благочестивые размышления, молитвы, плачи, которые вкладываются в уста Бориса и Глеба, служат средством раскрытия внутреннего мира героев, их психологического настроя.
Многие монологи герои произносят «на уме си помышляя», «глаголааше в сердци своем». Эти внутренние монологи - плод авторского воображения. В них переданы благочестивые чувства, помыслы идеальных героев. В монологи включены цитаты из Псалтыри, Паремийника.
Психологическое, состояние героев дается и в авторском описании. Так, покинутый дружиной Борис «… в тузе и печали удручьнъмь сьрдцьмъ и вълез в шатър свои плакашеся съкрушенъм сърдцьмь, а душою радостьною, жалостьно глас испущааше». Здесь автор пытается показать, как в душе героя совмещаются два противоположных чувства: скорбь в связи с предчувствием гибели и радость, которую должен испытывать идеальный герой-мученик в ожидании мученического конца. Живая непосредственность проявления чувств постоянно сталкивается с этикетностью.
Борис и Глеб окружаются в «Сказании» ореолом святости. Этой цели служит не только возвеличение и прославление христианских черт их характера, но и широкое использование религиозной фантастики в описании посмертных чудес. Этот типичный прием агиографической литературы автор «Сказания» применяет в заключительной части повествования. Этой же цели служит и похвала, которой заканчивается «Сказание». В похвале автор использует традиционные библейские сравнения, молитвенные обращения, прибегает к цитатам из книг «священного писания».
Героям христианской добродетели, идеальным князьям-мученикам в «Сказании» противопоставлен отрицательный персонаж - «окаянный» Святополк. Он одержим завистью, гордостью, властолюбием и лютой ненавистью к своим братьям. Характеристика Святополка дана по принципу антитезы с характеристиками Бориса и Глеба. Он является носителем всех отрицательных человеческих качеств. При его изображении автор не жалеет черных красок. Святополк «окаянный», «треклятый», «второй Каин», мысли которого уловлены дьяволом, у него «прескверные уста», «злый глас».
Святополк противопоставляется не только «земным ангелам» и «небесным человекам» Борису и Глебу, но и идеальному земному правителю Ярославу, отомстившему за гибель братьев. Автор «Сказания» подчеркивает благочестие Ярослава, вкладывая в его уста молитву, якобы произнесенную князем перед боем со Святополком.
Драматизм повествования, эмоциональность стиля изложения, политическая злободневность «Сказания» делали его весьма популярным в древнерусской письменности (оно дошло до нас в 170 списках).
МОТИВЫ КАНОНИЗИРОВАНИЯ.
Существовали вполне объективные, с точки зрения Церкви, основания для причтения праведника после его смерти к лику святых. Главное из них - прославление подвижника благочестия Божиим даром чудотворений, исходивших от его мощей, то есть, сакральное удостоверение его святости (их останки не раздогались). На долю же верховной власти - князя и церковного клира - выпадало подтверждение этих чудотворений, совершаемых у гроба.
К Само причтение к лику святых состояло в том, что в день успения святого или день открытия его мощей или же в оба дня назначалось ежегодное церковное празднование его памяти.
Самой лучшей иллюстрацией сказанному, казалось бы, могли служить описания в «Сказании» и «Чтении» торжеств по перенесению мощей Бориса и Глеба и Ярославом Мудрым; и в 1072 г. его сыновьями Изяславом, Святославом и Всеволодом; и в 1115 г. уже внуками Ярослава - Владимиром Всеволодовичем и Давыдом и Олегом Святославичами...
Самым совершенным в литературном отношении памятником Борисо-Глебского цикла считают анонимное «Сказание», автор которого сосредоточил основное внимание на духовной стороне этой исторической драмы. Задача агиографа-изобразить страдания святых и показать величие их духа перед лицом неминуемой смерти. После смерти Владимира в 1015 г. престол захватывает его сын Святополк. Борис заранее знает о планах Святополка убить его, и перед ним встаёт выбор-либо идти «воевать Киев» и убить его, либо своей смертью положить начало христианским отношениям между князьями-смирения и подчинения старшему. Борис выбирает мученическую смерть. Показывается психологическая сложность этого выбора, что делает картину его гибели по-настоящему трагичной, а для усиления воздействия на читателя автор трижды повторяет сцену убийства князя. В «Сказании» очень много молитв, особенно вдохновенно Борис молится перед своей смертью. Интонации плача буквально пронизывают «Сказание», определяя главную тональность повествования. Всё это соответствует агиографическому канону. Но также для произведения характерна тенденция к индивидуализации житийного героя, что противоречило канону, но соответствовало правде жизни. Изображение младшего брата Глеба не дублировало житийной характеристики старшего. Глеб неопытнее брата, поэтому с полным доверием относится к Святополку. Позднее Глеб не может подавить в себе страх смерти, молит убийц о пощаде. Автор создал один из первых в русской литературе психологических портретов, богатый тонкими душевными переживаниями героя. Для Глеба удел мученика ещё преждевременен. Психологически достоверно изображение житийного антигероя Святополка. Он одержим завистью и гордостью, он жаждет власти, поэтому характеризуется эпитетами «окаянный», «прескверный». За совершённое преступление он несёт заслуженное наказание. Его разбивает Ярослав Мудрый, и Святополк умирает в бегах.
Сказание о Борисе и Глебе - самый интересный и совершенный в литературном отношении памятник из цикла произведений, посвященных рассказу о гибели сыновей Владимира I Святославича Бориса и Глеба во время междоусобной борьбы за великокняжеский киевский стол в 1015 г. Борисо-Глебский цикл включает в себя: С., Летописную повесть о Борисе и Глебе, «Чтение о житии и о погублении блаженую страстотерпца Бориса и Глеба» Нестора, проложные сказания, паремийные чтения, похвальные слова, церковные службы. В той или иной степени, непосредственно или опосредованно, все эти тексты связаны между собой, и центральное место среди них занимает С. Самый ранний из дошедших до нас список С. - текст, находящийся в Успенском сборнике XII-XIII вв., где он озаглавлен так: «Въ тъ же день съказание и страсть и похвала святюю мученику Бориса и Глеба»
В 1015 г. умер князь киевский Владимир I Святославич. Киевский великокняжеский стол, в силу стечения обстоятельств, занял один из двенадцати сыновей Владимира (от разных жен) - Святополк, еще при жизни отца в союзе с польским королем Болеславом I Храбрым (Святополк был женат на сестре Болеслава) пытавшийся организовать против него заговор. Стремясь укрепиться на киевском столе, Святополк решает устранить наиболее опасных соперников. По его тайному приказу были убиты сыновья Владимира Борис, Глеб и Святослав. В борьбу за киевский княжеский стол вступил княживший в Новгороде сын Владимира Ярослав, прозванный впоследствии Мудрым. В результате упорной и длительной борьбы, продолжавшейся до 1019 г. и окончившейся поражением и гибелью Святополка, Ярослав утвердился на киевском столе и княжил до своей смерти в 1054 г. Так в общих чертах представляются исторические события 1015-1019 гг., которым посвящены памятники Борисо-Глебского цикла. Необходимо отметить, что такое освещение событий предстает перед нами из самих этих памятников, на самом же деле можно предполагать, что многие подробности взаимоотношений между участниками этой драмы были более сложными. Отдельные противоречия и различия в описании одних и тех же эпизодов в разных памятниках цикла дают основание полагать, что существовали разные предания о Борисе и Глебе.
Гибель Бориса и Глеба от руки подосланных Святополком наемных убийц была истолкована как мученическая смерть, и Борис с Глебом были признаны святыми. Это были первые официально канонизированные русские святые. Культ их активно насаждался и пропагандировался, он имел важное политическое значение для своего времени
Когда возник культ святых Бориса и Глеба не и зввест но. Большинство исследователей предполагает, что это произошло во время княжения Ярослава Мудрого, так как культ этих святых в значительной степени возвеличивал его: он был братом убитых и выступал как мститель за них.
В Успенском сборнике С. состоит из двух частей. В первой рассказано о гибели Бориса и Глеба, о борьбе Ярослава со Святополком, о перенесении при Ярославе тела Глеба из-под Смоленска в Вышгород и погребении его рядом с Борисом. Заканчивается эта часть похвалой святым. Вторая часть, имеющая свое заглавие - «Сказание чюдес святою страстотьрпьцю Христову Романа и Давида» - рассказ о чудесах, совершенных святыми, о построении посвященных им церквей в Вышгороде, о перенесении их мощей в 1072 и в 1115 гг. Во многих списках до нас дошла только первая часть Сказания. Одни исследователи считают, что С. исконно содержало Сч. Другие же видят в этих двух частях С.: сказании о гибели Бориса и Глеба и Сч разновременно созданные произведения, объединенные в единое целое на более позднем этапе литературной истории памятника.
А. А. Шахматов, исследовавший Борисо-Глебский цикл в связи с историей древнейшего периода русского летописания, пришел к заключению о зависимости С. как от Лeтоп., в том ее виде, в каком она читалась в Начальном своде, так и от Чт. С., по его мнению, возникло после 1115 г., Позже, под влиянием работ С. А. Бугославского, Шахматов пересмотрел свою точку зрения по вопросу о соотношении текстов Борисо-Глебского цикла, не изменив своего взгляда на время создания их. В книге «Повесть временных лет» он пришел к выводу, что, вероятнее всего, существовал не дошедший до нас общий источник для всех трех произведений:. Возможность существования недошедшего до нас источника (или нескольких источников), к которому (или к которым) восходят сохранившиеся памятники Борисо-Глебского цикла, допускали многие исследователи (и до и после Шахматова
С. А. Бугославский, которому принадлежит наиболее обстоятельное исследование памятников Борисо-Глебского цикла, отвергает гипотезу о несохранившемся общем источнике для С., Лп и Чт. Первоначальным письменным текстом о Борисе и Глебе, считает он, является Лп, но в более древнем виде, чем в дошедших до нас списках летописей. К этому древнему виду Лп восходит С., которое было написано по поручению князя Ярослава в начале второй половины XI в., это панегирик Ярославу, как брату святых.
Специально исследованию характера взаимоотношений С и Лп посвящена монография Н. Н. Ильина «Летописная статья 6523 года и ее источник»). Исследователь приходит к следующим выводам. Первоначальная редакция С. - текст только Саги, без Сч. С. представляет собой первоначальную литературную обработку преданий о Борисе и Глебе, и текст С. явился источником Лп. С., памятник агиографического жанра, составленный около 1072 г. По мнению Ильина, С. возникло под сильным влиянием хорошо известных в то время на Руси легенд о чешских святых X в. Людмиле и Вячеславе. Обстоятельства гибели Бориса и Глеба, сообщаемые С., как считает Ильин, - «в большинстве своем чистолитературного происхождения и представляют композиционно как бы переделку и, местами, перефраз отрывков однородного содержания названных выше чешских легенд» (Ильин. Летописная статья, с. 209). Лп представляет собой, как считает Ильин, сокращенную переработку С., которая придала тексту источника «видимость повествования о реальных исторических событиях» (там же, с. 209). Идейная направленность С. отражает политическую ситуацию в Киевской Руси при Изяславе Ярославиче - времени создания С. По мнению Ильина, С. «несомненно вышло из стен Киево-Печерского монастыря, прошло через редакцию Феодосия, если только не составлялось по его указаниям» (там же, с. 183). Гипотезу Ильина о создании С. в стенах Киево-Печерского монастыря поддерживает А. В. Поппэ.
#141 Анюта Сартакова
Таким образом, приходится признать, что литературная история С. до настоящего времени остается не до конца раскрытой и многие предположения на этот счет носят гипотетический характер.
С. дошло до нас в большом количестве списков. Наиболее полное текстологическое исследование С. (165 списков) было сделано С. А. Бугославским, который разделил эти списки на 6 редакций. 1-я редакция - Торжественник (50 списков; близки друг другу и архетипу), она была составлена во 2-й пол. XIV - 1-й пол. XV в. Сч. в архетипе этой редакции не было. 2-я редакция - Синодальная (54 сп.), XV в., текст этой редакции лег в основу С. в Степенной книге, где в качестве источников были также использованы Чт, Лп, паремийные чтения. 3-я редакция - Северозападнорусская (9 сп.), XV в. 4-я редакция - Сильвестровская (она же Минейная, так как входит в ВМЧ) (12 сп.). В этой ред. имеется несколько вставок из Лп, относится она к XIV в., названа по раннему списку - лицевому тексту С. в Сильвестровском сборнике. 5-я редакция - Чудовская (35 сп.), названа по сп. Чудовского м-ря XIV в. 6-я редакция - Успенская (4 сп.), названа по Успенскому сп. XII в. Как отмечает сам же Бугославский, Чудовская и Успенская редакции очень близки, но в Чудовской ред. не было Сч. По мнению Бугославского, архетипом Чудовской редакции был оригинал С. Бугославский отмечает, что в XVI-XVII вв. создавались новые ред. и переработки С. В издании текстов С. 1928 г. Бугославский издает помимо текстов всех названных редакций (с разночтениями по спискам) свою реконструкцию оригинала С. (за основу взят Успенский список). Следует отметить, что текстуальные отличия между редакциями (за исключением вставок из других текстов Борисо-Глебского цикла в отдельных редакциях) не велики, преимущественно в разночтениях отдельных слов, и принципы деления текстов на редакции недостаточно ясны. Показательно в этом отношении, что Д. И. Абрамович, издавая тексты Борисо-Глебского цикла, публикует С. по Успенскому списку и приводит к нему разночтения по тем спискам, которые по классификации С. А. Бугославского входят в 5 разных редакций. На вопросах текстологии списков С. кратко останавливался в своем исследовании княжеских житий Н. Серебрянский, отметивший ряд поздних редакций и переделок С. Приходится, таким образом, признать, что, несмотря на большую работу С. А. Бугославского, текстологическое исследование С. остается одной из актуальных задач изучения С. и всего Борисо-Глебского цикла.
#142 Анюта Сартакова
Из С. явствует, что автор его знал целый ряд памятников переводной житийной литературы: он ссылается на Мучение Никиты, Житие Вячеслава Чешского, Житие Варвары, Житие Меркурия Кесарийского, Мучение Димитрия Солунского. О популярности самого С. в Древней Руси прежде всего свидетельствует большое число списков С. Патриотическая направленность С. - Борис и Глеб выступают как защитники Руси от внешних врагов, как святые молебники перед богом о благоденствии Русской земли, - способствовала тому, что Борис и Глеб очень часто фигурируют помощниками русского воинства в различных воинских повестях. С. лежит в основе народного духовного стиха о Борисе и Глебе.
В русском Прологе помещено несколько текстов о Борисе и Глебе. Прежде всего это четыре варианта краткого проложного жития Бориса и Глеба: 1-й - извлечение из Лп (в том ее виде, в каком она читалась в Начальном своде) с вставками из Чт; 2-й и 3-й - восходят к С., 4-й - источник не ясен. Это Житие помещается в Прологе под 24 июля; 5 сентября - статья об убиении Глеба (в нескольких вариантах); 2 и 20 мая - статья о первом (в 1072 г.) и втором (в 1115 г.) перенесении мощей Бориса и Глеба; 11 августа - статья о перенесении мощей святых из Вышгорода в Смоленск на Смядынь в 1191 г.
Кроме проложных статей о Борисе и Глебе в Паремийник (сборник церковно-служебных назидательных чтений), включено чтение Борису и Глебу. Паремийное чтение Борису и Глебу делится на 4 редакции, составлено оно было в конце XI - нач. XII в. Последний его исследователь считает, что оно восходит к общему с Летоп. источнику. Паремийное чтение пользовалось большой популярностью у древнерусских писателей: заимствования из него имеются в Повести о житии Александра Невского, в Летописной повести о Мамаевом побоище, в Слове о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, в Сказании о Мамаевом побоище, в Повести о начале Москвы и об убиении Даниила Суздальского.
Есть похвальное слово Борису и Глебу. Текст, имеющий в древнерусской рукописной традиции заглавие: «Похвала и мучение святых мученик Бориса и Глеба» и «Месяца майя въ 2 день. Слово похвальное на пренесение святых страстотерпец Бориса и Глеба, да и прочий не враждуют на братию свою» - самостоятельный литературный памятник второй половины XII в., называемый в истории древнерусской литературы Словом о князьях.
Имеются церковные службы святым Борису и Глебу. Предполагается, что первоначальный вариант церковной службы был составлен в первой половине XI в. киевским митрополитом Иоанном (если принять гипотезу А. Поппэ о времени возникновения культа Бориса и Глеба, то эта точка зрения требует пересмотра). Окончательный вид служба приобрела не позже XV в.
Сохранилось несколько лицевых списков С., из которых самый ранний и наиболее интересный - Сильвестровский сборник. Велика иконография Бориса и Глеба. Попытки уточнить время создания произведений Борисо-Глебского цикла и характер соотношения этих произведений на основе данных миниатюр и иконографии сложно осуществить.
#143 Анюта Сартакова
я не знаю, много теорий происхождения С. добавила или нет. но если что,то может и пригодиться!
повесть княжеский драматизм психология
«Сказание о Борисе и Глебе» - одно из древнейших агиобиографических произведений, так называемого Борисо-Глебского цикла о святых князьях Борисе и Глебе, убитых в династической борьбе по приказу старшего брата Святополка Владимировича. Это собственно не классическое житие, а историческое повествование с элементами мартирия, т.е. свидетельства, описание мученической смерти святых, с предысторией и конечным похвальным словом святым.
Одни исследователи рукописей полагают, что идея «Сказания» - утверждение принципа подчинения младших старшим, на основании которого строились родовые отношения на Руси, другие интерпретируют это произведение как прославление добровольного страдания в подражание Христу, утверждая представление о Богом установленной княжеской власти.
Но всегда можно привести примеры Ветхозаветные и исторические того, как на младших детях часто почивало отцовское и Божие благословение, которое давало им право власти над старшим. Что касается князя Бориса, личное благочестие, воинская доблесть и любовь к нему воинов и народа, делают князя вполне достойным приятия почести главного правителя на Руси. Ему предлагался этот путь выхода из ситуации: установление благочестивого правления, но путем насилия и крови. Как у любого человека, наделенного Богом свободой выбора, у Бориса было два выхода: взять власть силой и кровью других или отдать ее, принести себя добровольно в жертву для установления мира на Руси. На этой почве и возникает конфликт, драматическая ситуация. Человек всегда носит в себе инстинкт самосохранения, которым фактически держится жизнь на земле (если бы никто не боялся смерти, не любил бы жить, то жизнь бы прекратилась), человеку свойственно стремиться оберегать свою жизнь, даже тогда, когда он вступает в борьбу за свое отечество, своих близких. Борис понимает, что может послушать свою дружину, пойти против старшего Святополка, но тогда прольется кровь невинных людей и собственного брата. По-человечески он не хочет умирать и страшится смерти, но верность Богу, любовь к Нему и заповедям Его, уподобление Ему заставляет его сделать выбор в пользу собственной смерти - это главная драматическая черта в созданном образе Бориса. Он принимает смерть сознательно, о чем свидетельствует молитва пред иконой Спасителя, «слыша своих убийц»: «Господи, Иисусе Христе! Как Ты в этом образе явился на землю, собственной волею дав пригвоздить себя к Кресту, принял страдание грехов ради наших, удостой и меня принять страдания!». Автор обычно усиливает напряжение собственным комментарием: «…затрепетал, заплакал и сказал: «Слава Тебе Господи за то, что удостоил меня из-за зависти принять эту горькую смерть»»
В «Сказании» многочисленны аллюзии и реминисценции прообразов из Священного Писания: тема Каина и Авеля, жертва Авраама, Иосиф, как бы принесенный в жертву братьями во имя будущего спасения народа Израиля, ну и, конечно, обстоятельства смерти и образ Самого Господа Иисуса Христа, пострадавшего невинно за грех мира, что усугубляет эмоциональное восприятие текста. Особым драматизмом и лиризмом наполнены монологи Бориса (плач по отцу и размышление о предстоящем страдании) и Глеба (к своим убийцам).
В отличие от Бориса, готового к поднятию подвига за Христа, Глеб по юности, доверчивости и невинности своей спешит на зов Святополка, не обращая внимания на предупреждения о злом умысле старшего брата. Он до последнего момента не верит (т.к. каждый судит по себе, а благочестие Глеба делало невозможным для него сотворение зла) в близость своей смерти, направляется с братским целованием к убийцам. Обнаружив злое намерение посланников Святополка, Глеб обращается к ним слезно, чтобы они пощадили юность его, не срезали не созревшего колоса: «Не пожените мене, от жития не созревша! Не пожените класса, не уже созревша, нъ млеко безъзлобия носяща».
Образность слов и использование метафор усугубляют напряжение ситуации. Благочестивые размышления братьев, молитвы, плачи, обращения к врагам служат средством раскрытия внутреннего мира героев, мотивации поступков. Наряду с этим, как я уже сказала выше, сам автор добавляет собственные описания, чтобы показать психологическое состояние персонажей. Благодаря авторским ремаркам мы лучше ощущаем смену настроения Глеба, увидевшего своих убийц. Если сначала он «возрадовался душою», желая приветствовать слуг Святополка, «целование чаяше от них прияти», то, увидев мечи в руках убийц, у всех «весла от страха выпали и все от страха помертвели» Глеб «жалобным взором, смиренно,…часто вздыхая, ослабев телом» говорит, вернее, плачет, обращаясь к посланным. Мы видим, что не только Глеб, но и ближние его сопереживают ему, устрашаются вместе с ним. Аналогично, когда Борис проливает «горькие», «жалостливые» слезы на реке Альте, окружающие его верные люди тоже начинают сострадать ему и плакать и стенать. И в том и в другом эпизоде элемент сострадания других еще более накаляет скорбную атмосферу, усиливая драматизм, предлагая и читателю посочувствовать князьям.
Предсмертные моления страстотерпцев не только полны скорби и трепета, но они показывают как нужно вести себя в скорбной ситуации, они не только возвышают, идеализируют образы мучеников, но и указывают, что невозможно ничего претерпеть без помощи Божией. Для христианина это особенно ценно, т.к. невозможное по-человечески возможно с Богом. Поступить по вере, уповая на Бога - это выше человеческого суждения, а потому часто сопряжено с болью, со скорбью, с психологической напряженностью.
Эпизоды гибели Бориса и Глеба сочетают человеческую грусть о смерти с радостью будущей вечной жизни по принятии скорбного мученического венца.
Антагонистом к князьям выступает их брат Святополк, характеристика которого дается автором в полной противоположности к добродетелям братьев. «Второй Каин», «окаянный» тоже претерпевает животный страх после совершенного по его приказу злодеяния, но страх этот ужасный, т.к. сопряжен с полной безнадежностью. Если «земные ангелы» Борис и Глеб утешались надеждой будущей райской жизни, то Святополку рассчитывать после его злодеяния и отсутствия покаяния не на что, он погубил не только свое тело, но и душу. Даже от могилы его исходит «смрад на показание человекам», как отмечает автор.
Множественные библейские прообразы при описании поступков святых наводят на мысль о том, что как Крестная жертва Христа - залог жизни и спасения всех верующих в Него и соблюдающих заповеди Его, так и добровольная жертва князей - залог спасения, жизни и благословенности не только Руси, но и всего человечества, т.к. грехи мира омываются Кровью Божественного Агнца Христа, а христиане молятся об усопших, чтобы «молитвами безвинных страдальцев, кровью мучеников простились прегрешения людей согрешивших на земле, умерших, но не успевших принести покаяние».
Лично для меня в «Сказании» важен не элемент проповеди подвига субординации или жертвы ради прекращения междоусобиц, а психологический аспект поступков святых. Человек, имея возможность ответить, заступиться за себя, применить силу делает выбор в пользу смирения и истины, понимая, что у Бога нет ничего случайного. Человек принимает призыв Божий, рассуждает так, что если Господь так устраивает, что я должен принять смерть, значит, я не должен противиться воле Божией, каким бы скорбным мне это не казалось бы. Мы не вечны на земле, смерть тела неотвратима, а христианство утверждает, что Господь забирает человека из этой жизни тогда, когда он к этому готов по суждению Божьему, сам же человек не может оценить, готова его душа к смерти или нет. Требуется огромное мужество, вера, любовь к Богу, чтобы принять смерть или скорбь в то время, когда ее не ожидаешь и, кажется, не готов к ней. Подвиг страстотерпцев - это, прежде всего, подвиг смирения, главной христианской добродетели, мужественного приятия воли Божией, именно в этом смысле он так важен и будет актуален всегда для каждого христианина.
