Тамара Габбе и её несказочная жизнь. Тамара Габбе: История о трудной судьбе и добром сердце Т габбе биография

Биография

Тамара Григорьевна Габбе (1903-1960) - русская советская писательница, переводчица, фольклористка, драматург и литературовед. Автор многих популярных сказочных пьес для детей («Город мастеров, или Сказка о двух горбунах», «Авдотья-Рязаночка», «Хрустальный башмачок», «Оловянные кольца» («Волшебные кольца Альманзора») и др.).

В конце 1920-х Тамара Габбе работала редактором в детском отделе Госиздата, которым руководил С. Я. Маршак. В 1937 году редакция ленинградского Детиздата была разгромлена и прекратила своё существование. Некоторые сотрудники (включая Л. К. Чуковскую) были уволены, другие, в том числе Тамара Габбе - арестованы.

В 1938 году Габбе получила освобождение. Во время Великой Отечественной войны она оставалась в блокадном Ленинграде, потеряла там дом, близких. В течение семи лет была сиделкой у постели безнадёжно больной матери. После войны Тамара Григорьевна жила в Москве. Последние годы была неизлечимо больна.

Самая известная часть наследия Габбе - пьесы:

«Город мастеров, или Сказка о двух горбунах»,

«Авдотья-Рязаночка»,

«Хрустальный башмачок»,

«Оловянные кольца» («Волшебные кольца Альманзора»)

«Сказка о солдате и змее"

Кроме того, она занималась фольклористикой, здесь наиболее значительная работа - книга «Быль и небыль. Русские народные сказки, легенды, притчи». Вышла посмертно в 1966 году в Новосибирске с двумя послесловиями - С. Маршака и В. Смирновой. Ранее (но тоже посмертно) вышел сборник «По дорогам сказки» (в соавторстве с А. Любарской, М., 1962). При жизни Тамары Григорьевны в её переводах и пересказах неоднократно издавались французские народные сказки, сказки Перро, сказки Андерсена, братьев Гримм и др.

Тамара Григорьевна Габбе родилась в 1903 году. В историю русской литературы она вошла как знаменитая писательница, прекрасная переводчица, интересная фольклористка, строгий критик, трогательный драматург и литературовед. Габбе Т.Г. является автором различных детских пьес. Самыми популярными из них являются: «Город мастеров, или Сказка о двух горбунах», «Оловянные кольца», «Хрустальный башмачок» и другие знаменитые произведения.

Трудовая деятельность Тамары Габбе в период 20-х годов прошла в качестве детского редактора отдела Государственного Издательства. В то время им руководил Маршак С.Я. Но в нелегкие времена 1937 года, редакция была разрушена, а ее сотрудники оказались уволенными и арестованными. И Габбене стала исключением.

Тамара Габбе провела целый год в местах заключения. А когда наступила Великая Отечественная война, она не смогла покинуть родной Ленинград, захваченный фашистами, где впоследствии был разрушен ее дом и погибли близкие люди. Мать писательницы была очень больным человеком и Тамара Григорьевна следующие семь лет посвятила уходу за ней. Когда война закончилась Тамара Габбепереехала в Москву и провела там последние годы своей жизни. Сердце талантливого человека, мужественной женщины, доброго и верного друга прекратилось биться в 1960 году.

Для нас она по-прежнему живет в своих произведениях и работах. Многие из них получили право на издательство только после ее смерти («По дорогам сказки», «Быль и небыль. Русские народные сказки, легенды, притчи»). Также она прекрасно владела иностранными языками и благодаря этим способностям русские дети читали переведенные ею популярные французские сказки.

Тамара Григорьевна Габбе

Город мастеров. Пьесы сказки

ГОРОД МАСТЕРОВ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Герцог де Маликорн - наместник чужеземного короля, захватившего Город Мастеров.

Гильом Готшальк, по прозвищу Большой Гильом, - советник герцога.

Нанасс Мушерон Старший - старшина цеха ювелиров и часовщиков, бургомистр города.

Нанасс Мушерон Младший, по прозвищу «Клик-Кляк», - его сын.

Мастер Фирен Старший - старшина златошвейного цеха.

Фирен Младший - его сын.

Вероника - его дочь.

Мастер Мартин, по прозвищу «Маленький Мартин», - старшина оружейного цеха.

Мастер Тимолле - старшина гранильного цеха.

Тимолле Меньшой - его внук.

Мастер Нинош - старшина пирожного цеха.

Жильберт, по прозвищу «Караколь» - метельщик.

Бабушка Тафаро - старая гадалка.

Торговки:

Матушка Марли‚

Тетушка Мимиль

Подруги Вероники:

Маргарита.

Одноглазый человек.

Гранильщики, оружейники, башмачники и другие жители Города Мастеров.

Латники и телохранители наместника.

Занавес опущен. На нем изображен герб сказочного города. Посередине щита, на серебряном поле, гривастый лев сжимает в когтях опутавшую его змею. В верхних углах щита - головы зайца и медведя. Внизу, под ногами у льва, улитка, высунувшая рога из своей раковины.

Из-за занавеса справа выходят лев и медведь. Слева появляются заяц и улитка.

МЕДВЕДЬ. Не знаете ли вы, что сегодня будут представлять?

ЗАЯЦЗ. Сейчас погляжу. У меня с собой афиша. Ну-ка, что там написано? «Город Мастеров, или Сказка о двух горбунах».

МЕДВЕДЬ. О двух горбунах? Значит, о людях. Зачем же, в таком случае, нас сюда позвали?

ЛЕВ. Дорогой медведь, вы рассуждаете, как трехмесячный медвежонок! Ну что тут удивительного? Ведь это сказка - не так ли? А какая же сказка обходится без нас, зверей? Вот возьмите меня: я на своем веку перебывал в стольких сказках, что их и пересчитать трудно, - по крайней мере в тысяче и одной. Уж верно, и сегодня для меня найдется роль, хоть самая маленькая, да и для вас тоже. Недаром же на занавесе нарисовали нас всех! Вот поглядите сами: это - я, это - вы, а это - улитка и заяц. Может быть, мы здесь и не слишком похожи, но зато еще красивее, чем на самом деде. А это чего-нибудь да стоит!

ЗАЯЦ. Вы правы. Тут нельзя и требовать полного сходства. Рисунок на гербе - это не портрет и уж во всяком случае - не фотография. Меня, например, нисколько не беспокоит, что в этом изображении у меня одно ухо золотое, а другое - серебряное. Мне это даже нравится. Я этим горжусь. Согласитесь сами - не каждому зайцу удается попасть на городской герб.

МЕДВЕДЬ. Далеко не каждому. За всю свою жизнь я, кажется, ни разу не видал на гербах ни зайцев, ни улиток. Вот орлам, барсам, оленям, медведям - тем иной раз выпадает такая честь. А уж про льва и говорить нечего - для него это дело привычное. На то он и лев!

ЛЕВ. Ну, как бы там ни было, все мы занимаем на этом щите достойное место, и надеюсь, что нам найдется местечко и в сегодняшнем представлении.

МЕДВЕДЬ. Одного только я не могу взять в толк: что будет делать на сцене улитка? В театре поют, играют, пляшут, разговаривают, а, насколько мне известно, улитка не умеет ни плясать, ни петь, ни говорить.

УЛИТКА (высовывает голову из раковины). Всякий говорит по-своему. Умей только слушать.

МЕДВЕДЬ. Скажите на милость - заговорила! А почему же ты молчала столько времени?

УЛИТКА. Ждала подходящего случая. В сегодняшнем представлении у меня самая большая роль.

ЗАЯЦ. Больше моей роли?

УЛИТКА. Больше.

МЕДВЕДЬ. И длиннее моей?

УЛИТКА. Гораздо длиннее.

ЛЕВ. И важнее моей?

УЛИТКА. Пожалуй. Могу сказать без ложной скромности - в этом представлении у меня главная роль, хоть я вовсе не буду в нем участвовать и даже ни разу не покажусь на сцене.

МЕДВЕДЬ. Это как же так?

УЛИТКА (неторопливо и спокойно). Очень просто. Я вам сейчас объясню, дело в том, что в наших краях улитку зовут «Караколь». А от нас это прозвище перешло к тем людям, которые, как и мы, целый век таскают на плечах тяжелую ношу. Вот посчитайте-ка, сколько раз повторят нынче это слово «Караколь», тогда и увидите, кому досталось самое почетное место в сегодняшнем представлении.

ЛЕВ. Да за что же тебе столько чести?

УЛИТКА. А за то, что я, такая маленькая, могу поднять тяжесть больше себя самой. Вот попробуйте-ка вы, большие звери, носить на спине дом, который больше вас, и при этом делать свое дело, и никому не жаловаться, и сохранять душевное равновесие.

ЛЕВ. Да, сих пор мне это не приходило в голову.

УЛИТКА. Так оно всегда и бывает. Живешь, живешь и вдруг узнаешь что-нибудь новое.

МЕДВЕДЬ. Ну, уж теперь совсем нельзя понять, что это будет за представление, о чем эта сказка! То есть я-то понимаю, я старый театральный медведь, а вот публика наверно, ничего не понимает.

УЛИТКА. Что ж, мы ей расскажем, а потом и покажем. Слушайте, дорогие гости!

Мы нынче сошли
С городского герба,
Чтоб вам рассказать о том,
Как в городе нашем
Кипела борьба,
Как двух горбунов
Рассудила судьба,
Но первый горбун
Был горбун без горба,
А второй был горбун
С горбом.

Когда это было?
В какой стороне?

Об этом сказать мудрено:
И цифры и буквы
У нас на стене
От времени стерлись давно.

Но если от времени
Стерлась резьба,
Года не могли стереть
Рассказа, где есть и любовь и борьба,
Где встретились люди и звери с герба -
И заяц, и лев, и медведь.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Картина первая

Раннее утро. Площадь старинного города. Все окна и двери еще закрыты. Жителей не видно, но по цеховым гербам и вывескам можно угадать, кто здесь живет: над окном башмачника в огромный башмак, над дверью пирожника красуется крендель; моток золотой пряжи и огромная игла указывают на жилище злато швея. В глубине площади - ворота замка. Перед ними неподвижно стоит латник с алебардой. Против замка возвышается старинная статуя изображающая основателя города и первого старшину оружейного цеха - Большого Мартина. На поясе у Мартина - меч, в руках - кузнечный молот. На площади, кроме часового, только один человек. Это горбун Жильберт по прозвищу «Караколь», - метельщик. Он молод, движется легко и стремительно, несмотря на свой горб. Лицо у него веселое и красивое. С горбом он справляется так, как будто это привычная ноша, которая мало мешает ему. В шляпу его воткнуто несколько пестрых перьев. Куртка украшена веткой цветущей яблони. Караколь подметает площадь и поет.

Караколь.

Моя метла в лесу росла,
Росла в лесу зеленом.
Еще вчера она была
Осиной или кленом.

Была вчера на ней роса,
На ней сидели птицы,
Она слыхала голоса
Кукушки и синицы.

Моя метла в лесу росла
Над речкой говорливой.
Еще вчера она была
Березой или ивой…

Словно подхватывая его песню, на дереве щебечет птица. Караколь поднимает голову и прислушивается.

Вот как? Ты говоришь, что знаешь эту иву? На ней было гнездо, в котором ты выросла? Там и теперь есть гнездо, а в гнезде - птенцы, должно быть, твои младшие братья и сестры… Ну да, я сам их видел - живы, здоровы!… Что? Ладно! Завтра я опять буду в лесу и все им передам. Так и скажу. (Заливчато свистит)

Часовой сердито ударяет в землю алебардой.

Сердится… Видно, нам теперь не только с людьми - и с птицей поговорить по душам нельзя. Ничего не поделаешь, сестричка! Были мы с тобой вольными птицами, а теперь попали в сеть. (Опять берется за метлу. Подметая, доходит до подножия статуи) Здорово, Большой Мартин! Как дела? Ох, сколько сору накопилось у твоих ног! Площадь и не узнаешь с тех пор, как пожаловали сюда эти чужеземцы!… Ну да ничего! Все это мы выметем, выметем… И будет у нас опять чисто, хорошо… А пока вот тебе привет из лесу, с гор. (Укрепляет цветущую ветку над щитом Мартина)

Часовой еще грознее ударяет в землю алебардой.

И этого нельзя? (Соскакивает с пьедестала на землю и снова принимается мести площадь. Шаг за шагом он добирается до часового и подметает у самых его ног) А не угодно ли вам немного посторониться, почтенный чужеземец?

Часовой замахивается на него алебардой.

Не помню, рассказывала ли я, но расскажу еще раз.
Есть у меня приятельница Тина. Она американка, и к тому же внучатая племянница Тамары Габбе. Помните - "Город мастеров", "Кольца Альманзора"?
Сегодня она заехала за мной, отвезла к себе и показала музей Тамары Габбе, занимающий комнату на втором этаже ее виллы.
У семьи интересная история. Две родные сестры, дочери лекаря Габбе, который ради учебы принял христианство, выросли еще при царе. Обе окончили гимназию в Выборге, и тут старшая (бабушка Тины) влюбилась в финна и уехала с ним в Финляндию. А Тамара переехала в Санкт-Петербург. Тамару арестовали, как участника троцкистской группировки, а сестра с мужем уехали из Финляндии сначала в Швейцарию, потом в Америку.У нее родились дети, говорящие на финском, на английском, но не на русском.
Помня о своих еврейских корнях Тина приехала в Израиль. Ее сын сейчас служит в дивизии Голани. А Тина собирает музей своей внучатой тетки.
Я увидела там документы об окончании отцом писательницы медицинской академии, приговор суда над троцкистами, старинные бюро, секретер, пианино, на стенах семейные фотографии. Все эти вещи путешествовали по всему миру. Тина даже показала мне тарелки, которые подарил Тамаре Маршак.
Я фотографировала, обещала рассказать о музее.
Вот, рассказываю.

Переводчица, литературный редактор, драматург Тамара Григорьевна Габбе (1903-1960) получила блестящее гуманитарное образование: окончила женскую гимназию в Выборге, где основательно изучала европейские языки, потом словесный факультет института истории искусств в Ленинграде.

В 1937 году Тамару Григорьевну и других сотрудников редакции арестовали по обвинению во вредительстве. Благодаря заступничеству известного детского поэта Маршака репрессий удалось избежать.

Известен такой необычный факт: когда её стали склонять к сотрудничеству "компетентные органы", дескать, нужны люди грамотные и образованные, она подтвердила, что видела протокол, который вёл и записывал следователь: "Это была совершенно безграмотная запись". И предложила заниматься грамматикой и синтаксисом с сотрудниками. Дальнейшие уговоры были бессмысленны, и её отпустили.

Во время блокады Ленинграда Тамара Габбе самоотверженно переносила лишения войны, помогала чем могла близким, знакомым, во время бомбёжек спускалась в убежище и рассказывала собравшимся там детям сказки, истории, чтобы хоть как-нибудь их развлечь и ободрить.

"Делала то, что и другие ленинградцы, - работала в пожарной бригаде, дежурила на чердаках, расчищала улицы... Делала кое-что и для радио..."

Тамару Григорьевну очень ценили как талантливого литературного редактора. Она умела увидеть достоинства и недостатки в произведении и, не навязывая своего мнения, подтолкнуть авторов к продолжению работы над книгой.

В соавторстве с А.И. Любарской Габбе пересказала волшебные сказки Шарля Перро , братьев Гримм , Андерсена . Именно в её обработке мы читаем историю Дефо про путешествие Гулливера в Лилипутию.

Но писательница создала собственные оригинальные пьесы: "Авдотья Рязаночка", "Хрустальный башмачок", "Город Мастеров, или Сказка о двух горбунах" (фильм 1965 года "Город мастеров"), "Оловянные кольца" (фильм 1977 года "Кольца Альманзора").

В драматической сказке о двух горбунах автор обратилась к средневековой легенде об освобождении вольного города, захваченного чужеземцами. Горбун по прозвищу Караколь (что в переводе значит "улитка") любим народом, он весел, отважен и ловок: "Когда Караколь шумит, мы смеёмся. А когда смеёмся, перестаём бояться." Ему все рады, и про день рождения его не забыли, одаривают скромно и со вкусом кто чем может: персиком, пирожком и даже счастливым предсказанием.

Несмотря на своё внешнее уродство, метельщик Жильберт нравственно чист и благороден, общителен и добр, горд и независим, другой же горбун - герцог де Маликорн - коварный лицемер, жестокий, расчётливый, несправедливый, властный, он боится насмешек, поэтому постоянно скрывается за пологом носилок, а на спине у него огромный горб - в два раза больше, чем у Караколя.

Давайте представим старинный город, пройдём по его узким улочкам с затейливыми вывесками: вот лавочка торговки фруктами, а там - глядите: пирожник Нинош уже выносит свои свежеиспечённые пироги, златошвеи раскладывают пряжу, гранильщик и оружейник ни минуты не отдыхают... И только заперты ворота замка, где прячется от горожан наместник, латник с алебардой никого к нему не пускает, кроме нового бургомистра - хитрого и осторожного Мушерона Старшего.

Сын бургомистра Клик-Кляк хоть и родился в один день с Караколем, но совсем иной: глупый, кичится своим богатством, высокомерно и грубо разговаривает, без рассуждений готов снимать шляпы перед наместником из замка, потому что боится волшебного меча Гильома.

А на площади стоит каменная статуя Большого Мартина, основателя города ремесленников. Он в шляпе, в руках держит кузнечный молот и щит, на поясе висит меч. Эти предметы указывают на его прямую связь с тружениками и умельцами прежде свободного Города Мастеров. Находчивый метельщик своим примером показывает, как можно остаться верным чести и не угодить в тюрьму, и развешивает шляпы гордых горожан на дереве.

«Пуская в моей шляпе птица гнездо себе вьёт, а я пока что и без шляпы похожу. Ну, что с меня возьмёшь? У кого нет шляпы, тот её ни перед кем не снимает!»

Назревает конфликт между властью и народом, герцог это понимает и стремится чужими руками избавиться от метельщика: "Я никогда не боялся и не боюсь человеческой глупости. Она всегда служила мне верой и правдой, мой верный слуга Гильом. Гораздо больше я боюсь ума". Для своей цели он использует простодушного Клик-Кляка и обещает выдать за него самую красивую девушку в городе - Веронику, дочку мастера Фирена, старшины златошвейного цеха, бывшего бургомистра.

Получив такое ответственное задание - вырыть яму в лесу для Караколя, младший Мушерон следит за ним, но из-за своей забывчивости попадает в ловушку да ещё и вместе с наместником. Хитрый герцог, не называя себя, просит метельщика о помощи в обмен на перстень-печать. И доверчивый Жильбет, надеясь подарить городу свободу хоть на три дня, соглашается их выручить. Однако наместник, выбравшись на поверхность, зовёт стражу и обвиняет своего спасителя в краже перстня.

Герцог де Маликорн велит устроить суд над Караколем по старым традициям, существовавшим когда-то в вольном городе Мастеров: с участием всех цеховых старшин. Он опасается бунта и жаждет обвинительного приговора, чтобы этим примером проучить тех, кому не нравятся новые порядки и кто скрывается в лесу. Горожане не верят, что честный метельщик мог украсть печать: "Нет человека прямее нашего горбатого Караколя. Он прямее всех нас. Ему во всём можно поверить и на нём всех можно проверить".

Конечно, наместник обладает властью, силой, он недоволен оправдательным приговором и грозится разрушить город. Против вооружённых ратников трудно сражаться, и помощь приходит из леса, где до поры до времени прятались все, кто был неугоден правителю. И вот убит наместник, а от меча Большого Гильома погибает Караколь. Здесь героическое и смешное причудливо переплетаются, пророчество сбывается, волшебный меч оживляет убитого героя.

В пьесах Тамары Габбе подняты вечные и потому современные темы: честь, человеческое достоинство, верность слову и родному краю. Ум, смелость, бескорыстие, труд всегда одерживают победу над глупостью, трусостью, жадностью и ленью.

Тамара Григорьевна всегда была снисходительна к слабостям других, жила по своему непреложному нравственному уставу. По словам С.Я. Маршака, ей было чуждо преклонение перед громким именем или высоким положением в обществе, она никогда не искала популярности и мало думала о своих материальных делах.

Литература

1. Габбе / http://www.chukfamily.ru/Humanitaria/Gabbe/gabbe.htm

2. Нещерет Н.В. Изучение пьесы-сказки Т.Г. Габбе "Город Мастеров, или Сказка о двух горбунах". V класс/ Литература в школе. - 2005. - № 11. - С. 38-43.

3. Русские детские писатели ХХ века: биобиблиографический словарь. - М.: Флинта, Наука. - 1997. - С. 111-113.

Лидия Чуковская (Записки об Анне Ахматовой. Т. 1. - М.: Согласие, 1997, с. 315):

«Тамара Григорьевна Га́ббе (1903-1960), драматург и фольклористка. Наибольшую известность приобрели ее детские пьесы, выходившие отдельными книжками; их не раз и с большим успехом ставили в московских и других театрах страны: «Город мастеров, или Сказка о двух горбунах», «Хрустальный башмачок», «Авдотья Рязаночка».

Из ее фольклористских трудов самый значительный - книга «Быль и небыль. Русские народные сказки, легенды, притчи». Книга вышла посмертно в 1966 году, в Новосибирске с двумя послесловиями - С. Маршака и В. Смирновой; до нее, но тоже посмертно вышел сборник «По дорогам сказки» (в соавторстве с А. Любарской, М., 1962). При жизни Тамары Григорьевны не раз издавались в ее переводах и пересказах французские народные сказки, сказки Перро, сказки Андерсена, братьев Гримм (Якоб и Вильгельм) и др.

Всю жизнь, уже и после ухода из Государственного издательства, она оставалась редактором - наставником писателей.»

«Дорогой Самуил Яковлевич.

Мне чуточку полегчало, и я спешу написать хоть несколько слов. Из-за своей глупой застенчивости я никогда не мог сказать Тамаре Григорьевне во весь голос, как я, старая литературная крыса, повидавшая сотни талантов, полуталантов, знаменитостей всякого рода, восхищаюсь красотой ее личности, ее безошибочным вкусом, ее дарованием, ее юмором, ее эрудицией и - превыше всего - ее героическим благородством, ее гениальным умением любить. И сколько патентованных знаменитостей сразу же гаснут в моей памяти, отступают в задние ряды, едва только я вспомню ее образ - трагический образ Неудачности, которая наперекор всему была счастлива именно своим умением любить жизнь, литературу, друзей».

На это письмо С. Маршак ответил:

«Мой дорогой Корней Иванович. Спасибо за доброе письмо, в котором я слышу то лучшее, что есть в Вашем голосе и сердце.

Все, что написано Тамарой Григорьевной (а она написала замечательные вещи), должно быть дополнено страницами, посвященными ей самой, ее личности, такой законченной и особенной.

Она прошла жизнь легкой поступью, сохраняя изящество до самых последних минут сознания. В ней не было и тени ханжества. Она была человеком светским и свободным, снисходительным к слабостям других, а сама подчинялась какому-то строгому и непреложному внутреннему уставу. А сколько терпения, стойкости, мужества в ней было, - это по-настоящему знают только те, кто был с ней в ее последние недели и дни.

И, конечно, Вы правы: главным ее талантом, превосходящим все другие человеческие таланты, была любовь. Любовь добрая и строгая, безо всякой примеси корысти, ревности, зависимости от другого человека. Ей было чуждо преклонение перед громким именем или высоким положением в обществе. Да и сама она никогда не искала популярности и мало думала о своих материальных делах.

Ей были по душе и по характеру стихи Мильтона (сонет «О слепоте»):

Но, может быть, не меньше служит тот

Высокой воле, кто стоит и ждет.

Она была внешне неподвижна и внутренне деятельна. Я говорю о неподвижности только в том смысле, что ей стоили больших усилий хождения по редакциям или по театрам, где шел разговор о постановке ее пьес, но зато она могла целыми днями бродить по городу или за городом в полном одиночестве, вернее - наедине со своими мыслями. Она была зоркая - многое видела и знала в природе, очень любила архитектуру. На Аэропортовской ее маленькая квартира была обставлена с несравненно большим вкусом, чем все другие квартиры, на которые было потрачено столько денег.

Если Шекспир говорит о своих стихах

И кажется, по имени назвать

Меня в стихах любое может слово, -

то в ее комнатах каждая полочка, лампа или этажерка могли назвать по имени свою хозяйку. Во всем этом была ее легкость, ее приветливость, ее вкус и женское изящество.

Грустно думать, что теперь эти светлые, уютные, не загроможденные мебелью и всегда открытые для друзей и учеников комнаты достанутся кому-то постороннему. Горько сознавать, что мы, знавшие ей цену, не можем убедить жилищный кооператив и Союз писателей, что следует сохранить в неприкосновенности эти несколько метров площади, где жила и умерла замечательная писательница, друг и советчик очень многих молодых и старых писателей».

Литературный критик Вера Смирнова (статья «Об этой книге и ее авторе»):

«Это был человек одаренный, с большим обаянием, с абсолютным слухом в искусстве, с разнообразными способностями в литературе: кроме пьес для театра, она писала критические статьи и лирические стихи, которые по глубине чувства и музыкальности стиха сделали бы честь большому поэту. Мужество, стойкость в убеждениях и отношениях, незаурядный ум, удивительный такт, доброта, чуткость к людям - вот качества, которыми она всегда привлекала к себе сердца. Но самым большим ее человеческим талантом бы дар полной и безоглядной самоотдачи. «Красота отдачи себя понятна всем людям. Культивирование этой красоты и есть религия», - сказала она однажды [прим. составителя - смотрите примечание к биографии]. «Религией» всей ее жизни и была полная отдача себя людям - всем, кому она была нужна.

У нее была нелегкая жизнь: ей пришлось много пережить в годы 1937–1939; во время Великой Отечественной войны она жила в блокадном Ленинграде, потеряла там дом, близких; семь тяжких лет она была сиделкой у постели безнадежно больной матери. Последние годы она сама была больна неизлечимой болезнью - и знала это. И при всем том она всегда словно несла с собой свет и покой, любила жизнь и все живое, полна была удивительного терпения, выдержки, твердости - и обаятельной женственности.

Тридцать лет она была первым редактором С.Я. Маршака, редактором негласным, неофициальным, другом, чей слух и глаз нужны были поэту ежедневно, без чьей «санкции» он не выпускал в свет ни строчки. Я не раз была свидетельницей этой их совместной работы. Сначала - ученица Самуила Яковлевича, один из самых близких единомышленников в знаменитой «ленинградской редакции» детской литературы, в 30-х годах Тамара Григорьевна стала самым требовательным редактором самого поэта.»

Примечание к биографии: