ЯПОНСКИЕ ТРЕХСТИШИЯ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Японское лирическое стихотворение хокку (хайку) отличается предельной краткостью и своеобразной поэтикой.
Народ любит и охотно создает короткие песни - сжатые поэтические формулы, где нет ни одного лишнего слова. Из народной поэзии эти песни переходят в литературную, продолжают развиваться в ней и дают начало новым поэтическим формам.
Так родились в Японии национальные стихотворные формы: пятистишие танка и трехстишие - хокку.
Танка (буквально «короткая песня») была первоначально народной песней и уже в седьмом-восъмом веках, на заре японской истории, становится законодательницей литературной поэзии, оттеснив на задний план, а потом и совершенно вытеснив так называемые длинные стихи «нагаута» (представленные в знаменитой поэтической антологии восьмого века Манъёсю). Эпические и лирические песни разнообразной длины сохранились только в фольклоре. Хокку отделилось от танки много столетий спустя, в эпоху расцвета городской культуры «третьего сословия». Исторически оно является первой строфой танки и получило от нее богатое наследство поэтических образов.
Древняя танка и более молодое хокку имеют многовековую историю, в которой периоды расцвета чередовались с периодами упадка. Не один раз эти формы находились на грани исчезновения, но выдержали испытание временем и продолжают жить и развиваться еще и в наши дни. Такой пример долголетия не является единственным в своем роде. Греческая эпиграмма не исчезла даже после гибели эллинской культуры, а была принята на вооружение римскими поэтами и поныне сохранилась в мировой поэзии. Таджикско-персидский поэт Омар Хайям создал замечательные четверостишия (рубай) еще в одиннадцатом двенадцатом веках, но и в нашу эпоху народные певцы в Таджикистане слагают рубай, вкладывая в них новые идеи и образы.
Очевидно, краткие стихотворные формы - насущная потребность поэзии. Такие стихи можно сочинить быстро, под влиянием непосредственного чувства. Можно афористически, сжато выразить в них свою мысль так, чтобы она запоминалась и переходила из уст в уста. Их легко использовать для похвалы или, наоборот, язвительной насмешки.
Интересно отметить попутно, что стремление к лаконизму, любовь к малым формам вообще присущи японскому национальному искусству, хотя оно великолепно умеет создавать и монументальные образы.
Потеснить танку и на время вырвать у нее первенство смогло только хокку, еще более короткое и лаконичное стихотворение, зародившееся в среде простых горожан, которым были чужды традиции старой поэзии. Именно хокку стало носителем нового идейного содержания и лучше всего сумело откликнуться на запросы растущего «третьего сословия».
Хокку - лирическое стихотворение. Оно изображает жизнь природы и жизнь человека в их слитном, нерасторжимом единстве на фоне круговорота времен года.
Японская поэзия является силлабической, ритмика ее основана на чередовании определенного количества слогов. Рифмы нет, но звуковая и ритмическая организация трехстишия - предмет большой заботы японских поэтов.
Хокку обладает устойчивым метром. В каждом стихе определенное количество слогов: пять в первом, семь во втором и пять в третьем - всего семнадцать слогов. Это не исключает поэтической вольности, особенно у таких смелых поэтов-новаторов, каким был Мацуо Басё (1644–1694). Он иногда не считался с метром, стремясь достигнуть наибольшей поэтической выразительности.
Размеры хокку так малы, что по сравнению с ним европейский сонет кажется монументальным. Оно вмещает в себе считанное количество слов, и тем не менее емкость его относительно велика. Искусство писать хокку - это прежде всего умение сказать многое в немногих словах. Краткость роднит хокку с народными пословицами. Некоторые трехстишия получили хождение в народной речи на правах пословиц, как, например, стихотворение поэта Басё:
Слово скажу
Леденеют губы.
Осенний вихрь!
Как пословица оно означает, что «осторожность иногда заставляет промолчать».
Но чаще всего хокку резко отличается от пословицы по своим жанровым признакам. Это не назидательное изречение, короткая притча или меткая острота, а поэтическая картина, набросанная одним-двумя штрихами. Задача поэта - заразить читателя лирическим волнением, разбудить его воображение, и для этого не обязательно рисовать картину во всех ее деталях.
Чехов писал в одном из своих писем брату Александру: «…у тебя получится лунная ночь, если ты напишешь, что на мельничной плотине яркой звездочкой мелькало стеклышко от разбитой бутылки и покатилась шаром черная тень собаки или волка…»
Такой способ изображения требует от читателя максимальной активности, втягивает его в творческий процесс, дает толчок его мысли. Сборник хокку нельзя «пробегать глазами», листая страницу за страницей. Если читатель будет пассивным и недостаточно внимательным, он не воспримет импульса, посланного ему поэтом. Японская поэтика учитывает встречную работу мысли читателя. Так удар смычка и ответное дрожание струны вместе рождают музыку.
Хокку миниатюрно по своим размерам, но Это не умаляет того поэтического или философского смысла, который может придать ему поэт, не ограничивает масштаб его мысли. Однако дать многостороннее изображение и пространно, до конца развить свою мысль в пределах хокку порт, конечно, не может. В каждом явлении он ищет лишь его кульминационный пункт.
Некоторые поэты, и в первую очередь Исса, поэзия которого наиболее полно отражала народное мировоззрение, любовно изображали малое, слабое, утверждая за ним право на жизнь. Когда Исса заступается за светлячка, муху, лягушку, нетрудно понять, что тем самым он встает на защиту маленького, обездоленного человека, которого мог стереть с лица земли его господин феодал.
Таким образом, стихи поэта наполняются социальным звучанием.
Вот выплыла луна,
И каждый мелкий кустик
На праздник приглашен,
говорит Исса, и мы узнаем в этих словах мечту о равенстве людей.
Отдавая предпочтение малому, хокку иногда рисовало и картину большого масштаба:
Бушует морской простор!
Далеко, до острова Садо,
Стелется Млечный Путь.
Это стихотворение Басё - своего рода смотровая щель. Прильнув к ней глазом, мы увидим большое пространство. Перед нами откроется Японское море в ветреную, но ясную осеннюю ночь: блеск звезд, белые буруны, а вдали, на краю неба, черный силуэт острова Садо.
Или возьмем другое стихотворение Басё:
На высокой насыпи - сосны,
А меж ними вишни сквозят, и дворец
В глубине цветущих деревьев…
В трех строчках - три плана перспективы.
Хокку сродни искусству живописи. Они нередко писались на сюжеты картин и, в свою очередь, вдохновляли художников; подчас они превращались в компонент картины в виде каллиграфически выполненной надписи на ней. Иногда поэты прибегали к способам изображения, родственным искусству живописи. Таково, например, трехстишие Бусона:
Цветы сурепки вокруг.
На западе гаснет солнце.
Луна на востоке встает.
Широкие поля покрыты желтыми цветами сурепки, они кажутся особенно яркими в лучах заката. С огненным шаром заходящего солнца контрастирует восходящая на востоке бледная луна. Поэт не рассказывает нам подробно, какой при этом создается эффект освещения, какие краски на его палитре. Он только предлагает по-новому взглянуть на ту картину, которую каждый видел, может быть, десятки раз… Группировка и выбор живописных деталей - вот в чем основная задача поэта. В колчане у него всего две-три стрелы: ни одна не должна пролететь мимо.
Эта лаконичная манера иногда очень напоминает обобщенный способ изображения, которым пользовались мастера цветной гравюры укиёэ. Разные виды искусства - хокку и цветная гравюра - отмечены чертами общего стиля эпохи городской культуры в Японии семнадцатого - восемнадцатого веков, и это роднит их между собою.
Льет весенний дождь!
По пути беседуют
Зонтик и мино.
Это трехстишие Бусона - жанровая сцена в духе гравюры укиёэ. Двое прохожих беседуют на улице под сеткой весеннего дождя. На одном соломенный плащ - мино, другой прикрывается большим бумажным зонтом. Вот и все! Но в стихотворении чувствуется дыхание весны, в нем есть тонкий юмор, близкий к гротеску.
Часто поэт создает не зрительные, а звуковые образы. Вой ветра, стрекот цикад, крики фазана, пенье соловья и жаворонка, голос кукушки каждый звук исполнен особого смысла, рождает определенные настроения и чувства.
В лесу звучит целый оркестр. Жаворонок ведет мелодию флейты, резкие крики фазана - ударный инструмент.
Жаворонок поет.
Звонким ударом в чаще
Вторит ему фазан.
Японский поэт не развертывает перед читателем всей панорамы возможных представлений и ассоциаций, возникающих в связи с данным предметом или явлением. Он только будит мысль читателя, дает ей определенное направление.
На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.
Стихотворение похоже на монохромный рисунок тушью. Ничего лишнего, все предельно просто. При помощи нескольких умело выбранных деталей создана картина поздней осени. Чувствуется отсутствие ветра, природа словно замерла в грустной неподвижности. Поэтический образ, казалось бы, чуть намечен, но обладает большой емкостью и, завораживая, уводит за собой. Кажется, что смотришь в воды реки, дно которой очень глубоко. И в то же время он предельно конкретен. Поэт изобразил реальный пейзаж возле своей хижины и через него - свое душевное состояние. Не об одиночестве ворона говорит он, а о своем собственном.
Воображению читателя оставлен большой простор. Вместе с поэтом он может испытать чувство печали, навеянное осенней природой, или разделить с ним тоску, рожденную глубоко личными переживаниями.
Не мудрено, что за века своего существования старинные хокку обросли слоями комментариев. Чем богаче подтекст, тем выше поэтическое мастерство хокку. Оно скорее подсказывает, чем показывает. Намек, подсказ, недоговоренность становятся дополнительными средствами поэтической выразительности. Тоскуя об умершем ребенке, поэт Исса сказал:
Наша жизнь - росинка.
Пусть лишь капелька росы
Наша жизнь - и все же…
Роса - обычная метафора бренности жизни, так же как вспышка молнии, пена на воде или быстро опадающие цветы вишни. Буддизм учит, что жизнь человека кратка и эфемерна, а потому не имеет особой ценности. Но отцу нелегко смириться с потерей любимого ребенка. Исса говорит «и все же…» и кладет кисть. Но само его молчание становится красноречивей слов.
Вполне понятно, что в хокку есть недоговоренность. Стихотворение состоит всего из трех стихов. Каждый стих очень короток в противоположность гекзаметру греческой эпиграммы. Пятисложное слово уже занимает целый стих: например, хототогису - кукушка, киригирису - сверчок. Чаще всего в стихе два значащих слова, не считая формальных элементов и восклицательных частиц. Все лишнее отжимается, отсеивается; не остается ничего, что служит только для украшения. Даже грамматика в хокку особая: грамматических форм немного, и каждая несет на себе предельную нагрузку, иногда совмещая несколько значений. Средства поэтической речи отбираются крайне скупо: хокку избегает эпитета или метафоры, если может без них обойтись.
Иногда все хокку целиком - развернутая метафора, но ее прямое значение обычно скрыто в подтексте.
Из сердцевины пиона
Медленно выползает пчела…
О, с какой неохотой!
Басё сложил это стихотворение, расставаясь с гостеприимным домом своего друга.
Было бы, однако, ошибкой в каждом хокку искать подобный двойной смысл. Чаще всего хокку - конкретное изображение реального мира, не требующее и не допускающее никакого другого толкования.
Поэзия хокку была новаторским искусством. Если с течением времени танка, отдалившись от народных истоков, стала излюбленной формой аристократической поэзии, то хокку стало достоянием простого люда: купцов, ремесленников, крестьян, монахов, нищих… Оно принесло с собой простонародные выражения и жаргонные слова. Оно вводит в поэзию естественные, разговорные интонации.
Местом действия в хокку стали не сады и дворцы аристократической столицы, а бедные улицы города, рисовые поля, большие дороги, лавки, харчевни, постоялые дворы…
«Идеальный», освобожденный от всего грубого пейзаж - так рисовала природу старая классическая поэзия. В хокку поэзия вновь обрела Зрение. Человек в хокку не статичен, он дан в движении: вот уличный разносчик бредет сквозь снежный вихрь, а вот работник вертит мельницу-крупорушку. Та пропасть, которая уже в десятом веке легла между литературной поэзией и народной песней, стала менее широкой. Ворон, долбящий носом улитку на рисовом поле, - образ Этот встречается и в хокку, и в народной песне.
Канонические образы старых танок уже не могли вызвать того непосредственного чувства изумления перед красотой живого мира, которое хотели выразить поэты «третьего сословия». Нужны были новые образы, новые краски. Поэты, так долго опиравшиеся только на одну литературную традицию, обращаются теперь к жизни, к реальному окружающему их миру. Старые парадные декорации убраны. Хокку учит искать скрытую красоту в простом, незаметном, повседневном. Прекрасны не только прославленные, много раз воспетые цветы вишен, но и скромные, незаметные на первый взгляд цветы сурепки, пастушьей сумки, стебелек дикой спаржи…
Внимательно вглядись!
Цветы пастушьей сумки
Увидишь под плетнем.
Хокку учит ценить и скромную красоту простых людей. Вот жанровая картинка, созданная Басё:
Азалии в грубом горшке,
А рядом крошит сухую треску
Женщина в их тени.
Это, наверно, хозяйка или служанка где-нибудь в бедной харчевне. Обстановка самая убогая, но тем ярче, тем неожиданней выделяются красота цветка и красота женщины. В другом стихотворении Басё лицо рыбака на рассвете напоминает цветущий мак, и оба они одинаково хороши. Красота может поражать, как удар молнии:
Едва-едва я добрел,
Измученный, до ночлега…
И вдруг - глициний цветы!
Красота может быть глубоко скрыта. В стихах хокку мы находим новое, социальное переосмысление этой истины - утверждение красоты в незаметном, обыденном, и прежде всего в простом человеке из народа. Именно таков смысл стихотворения поэта Кикаку:
Вишни в весеннем цвету
Не на далеких вершинах гор
Только в долинах у нас.
Верные жизненной правде, поэты не могли не видеть трагических контрастов в феодальной Японии. Они чувствовали разлад между красотой природы и условиями жизни простого человека. Об этом разладе говорит хокку Басё:
Рядом с цветущим вьюнком
Отдыхает в страду молотильщик.
Как он печален, наш мир!
И, как вздох, вырывается у Исса:
Печальный мир!
Даже когда расцветают вишни…
Даже тогда…
В хокку нашли отзвук антифеодальные настроения горожан. Увидев самурая на празднике цветущей вишни, Кёрай говорит:
Как же это, друзья?
Человек глядит на вишни в цвету,
А на поясе длинный меч!
Народный поэт, крестьянин по происхождению, Исса спрашивает детей:
Красная луна!
Кто владеет ею, дети?
Дайте мне ответ!
И детям придется задуматься над тем, что луна на небе, конечно, ничья и в то же время общая, потому что красота ее принадлежит всем людям.
В книге избранных хокку - вся природа Японии, исконный уклад ее жизни, обычаи и верования, труд и праздники японского народа в их самых характерных, живых подробностях.
Вот почему хокку любят, знают наизусть и сочиняют до сих пор.
| |
БАСЁ (1644–1694)
Вечерним вьюнком
Я в плен захвачен… Недвижно
Стою в забытьи.
В небе такая луна,
Словно дерево спилено под корень:
Белеет свежий срез.
Желтый лист плывет.
У какого берега, цикада,
Вдруг проснешься ты?
Ива склонилась и спит.
И, кажется мне, соловей на ветке –
Это ее душа.
Как свищет ветер осенний!
Тогда лишь поймете мои стихи,
Когда заночуете в поле.
И осенью хочется жить
Этой бабочке: пьет торопливо
С хризантемы росу.
О, проснись, проснись!
Стань товарищем моим,
Спящий мотылек!
С треском лопнул кувшин:
Ночью вода в нем замерзла.
Я пробудился вдруг.
Аиста гнездо на ветру.
А под ним – за пределами бури –
Вишен спокойный цвет.
Долгий день напролет
Поет – и не напоется
Жаворонок весной.
Над простором полей –
Ничем к земле не привязан –
Жаворонок звенит.
Майские льют дожди.
Что это? Лопнул на бочке обод?
Звук неясный ночной.
Чистый родник!
Вверх побежал по моей ноге
Маленький краб.
Нынче выпал ясный день.
Но откуда брызжут капли?
В небе облака клочок.
Будто в руки взял
Молнию, когда во мраке
Ты зажег свечу.
Как быстро летит луна!
На неподвижных ветках
Повисли капли дождя.
О нет, готовых
Я для тебя сравнений не найду,
Трехдневный месяц!
Неподвижно висит
Темная туча в полнеба…
Видно, молнию ждет.
О, сколько их на полях!
Но каждый цветет по-своему –
В этом высший подвиг цветка!
Жизнь свою обвил
Вкруг висячего моста
Этот дикий плющ.
Весна уходит.
Плачут птицы. Глаза у рыб
Полны слезами.
Сад и гора вдали
Дрогнули, движутся, входят
В летний раскрытый дом.
Майские дожди
Водопад похоронили –
Залили водой.
Летние травы
Там, где исчезли герои,
Как сновиденье.
Островки… Островки…
И на сотни осколков дробится
Море летнего дня.
Тишина кругом.
Проникают в сердце скал
Голоса цикад.
Ворота Прилива.
Омывает цаплю по самую грудь
Прохладное море.
Сушатся мелкие окуньки
На ветках ивы… Какая прохлада!
Рыбачьи хижины на берегу.
Намокший, идет под дождем,
Но песни достоин и этот путник,
Не только хаги в цвету.
Прощальные стихи
На веере хотел я написать –
В руке сломался он.
где некогда затонул колокол
Где ты, луна, теперь?
Как затонувший колокол,
Скрылась на дне морском.
Домик в уединенье.
Луна… Хризантемы… В придачу к ним
Клочок небольшого поля.
В горной деревне
Монахини рассказ
О прежней службе при дворе…
Кругом глубокий снег.
Замшелый могильный камень.
Под ним – наяву это или во сне? –
Голос шепчет молитвы.
Всё кружится стрекоза…
Никак зацепиться не может
За стебли гибкой травы.
Колокол смолк вдалеке,
Но ароматом вечерних цветов
Отзвук его плывет.
Падает с листком…
Нет, смотри! На полдороге
Светлячок вспорхнул.
Хижина рыбака.
Замешался в груду креветок
Одинокий сверчок.
Больной опустился гусь
На поле холодной ночью.
Сон одинокий в пути.
Даже дикого кабана
Закружит, унесет за собою
Этот зимний вихрь полевой!
Печального, меня
Сильнее грустью напои,
Кукушки дальний зов!
В ладоши звонко хлопнул я.
А там, где эхо прозвучало,
Бледнеет летняя луна.
В ночь полнолуния
Друг мне в подарок прислал
Рису, а я его пригласил
В гости к самой луне.
Глубокою стариной
Повеяло… Сад возле храма
Засыпан палым листом.
Так легко-легко
Выплыла – и в облаке
Задумалась луна.
Белый грибок в лесу.
Какой-то лист незнакомый
К шляпке его прилип.
Блестят росинки.
Но есть у них привкус печали,
Не позабудьте!
Верно, эта цикада
Пеньем вся изошла? –
Одна скорлупка осталась.
Опала листва.
Весь мир одноцветен.
Лишь ветер гудит.
Посадили деревья в саду.
Тихо, тихо, чтоб их ободрить,
Шепчет осенний дождь.
Чтоб холодный вихрь
Ароматом напоить, опять раскрылись
Поздней осенью цветы.
Скалы среди криптомерий!
Как заострил их зубцы
Зимний холодный ветер!
Всё засыпал снег.
Одинокая старуха
В хижине лесной.
Посадка риса
Не успела отнять руки,
Как уже ветерок весенний
Поселился в зеленом ростке.
Все волнения, всю печаль
Твоего смятенного сердца
Гибкой иве отдай.
Плотно закрыла рот
Раковина морская.
Невыносимый зной!
Памяти поэта Тодзюна
Погостила и ушла
Светлая луна… Остался
Стол о четырех углах.
Увидев выставленную на продажу картину
работы Кано Мотонобу
…Кисти самого Мотонобу!
Как печальна судьба хозяев твоих!
Близятся сумерки года.
Под раскрытым зонтом
Пробираюсь сквозь ветви.
Ивы в первом пуху.
С неба своих вершин
Одни лишь речные ивы
Еще проливают дождь.
Прощаясь с друзьями
Уходит земля из-под ног.
За легкий колос хватаюсь…
Разлуки миг наступил.
Прозрачный Водопад…
Упала в светлую волну
Сосновая игла.
Повисло на солнце
Облако… Вкось по нему –
Перелетные птицы.
Осеннюю мглу
Разбила и гонит прочь
Беседа друзей.
Предсмертная песня
В пути я занемог.
И всё бежит, кружит мой сон
По выжженным полям.
Прядка волос покойной матери
Если в руки ее возьму,
Растает – так слезы мой горячи! –
Осенний иней волос.
Весеннее утро.
Над каждым холмом безымянным
Прозрачная дымка.
По горной тропинке иду.
Вдруг стало мне отчего-то легко.
Фиалки в густой траве.
На горном перевале
До столицы – там, вдали, –
Остается половина неба…
Снеговые облака.
Ей только девять дней.
Но знают и поля и горы:
Весна опять пришла.
Там, где когда-то высилась
статуя Будды
Паутинки в вышине.
Снова образ Будды вижу
На подножии пустом.
Парящих жаворонков выше
Я в небе отдохнуть присел –
На самом гребне перевала.
Посещая город Нара
В день рождения Будды
Он родился на свет,
Маленький олененок.
Там, куда улетает
Крик предрассветный кукушки,
Что там? – Далекий остров.
Флейта Санэмори
Храм Сумадэра.
Слышу, флейта играет сама собой
В темной гуще деревьев.
КЁРАЙ (1651–1704)
Как же это, друзья?
Человек глядит на вишни в цвету,
А на поясе длинный меч!
На смерть младшей сестры
Увы, в руке моей,
Слабея неприметно,
Погас мой светлячок.
ИССЁ (1653–1688)
Видели всё на свете
Мои глаза – и вернулись
К вам, белые хризантемы.
РАНСЭЦУ (1654–1707)
Осенняя луна
Сосну рисует тушью
На синих небесах.
Цветок… И еще цветок…
Так распускается слива,
Так прибывает тепло.
Я в полночь посмотрел:
Переменила русло
Небесная река.
КИКАКУ (1661–1707)
Мошек легкий рой
Вверх летит – плавучий мост
Для моей мечты.
Нищий на пути!
Летом вся его одежда –
Небо и земля.
Ко мне на заре в сновиденье
Пришла моя мать… Не гони ее
Криком своим, кукушка!
Как рыбки красивы твои!
Но если бы только, старый рыбак,
Ты мог их попробовать сам!
Заплатила дань
Земному и затихла,
Как море в летний день.
ДЗЁСО (1662–1704)
И поля и горы –
Снег тихонько всё украл…
Сразу стало пусто.
С неба льется лунный свет.
Спряталась в тени кумирни
Ослепленная сова.
ОНИЦУРА (1661–1738)
Некуда воду из чана
Выплеснуть мне теперь…
Всюду поют цикады!
ТИЁ (1703–1775)
За ночь вьюнок обвился
Вкруг бадьи моего колодца…
У соседа воды возьму!
На смерть маленького сына
О мой ловец стрекоз!
Куда в неведомую даль
Ты нынче забежал?
Полнолуния ночь!
Даже птицы не заперли
Двери в гнездах своих.
Роса на цветах шафрана!
Прольется на землю она
И станет простой водою…
О светлая луна!
Я шла и шла к тебе,
А ты всё далеко.
Только их крики слышны…
Белые цапли невидимы
Утром на свежем снегу.
Сливы весенний цвет
Дарит свой аромат человеку…
Тому, кто ветку сломал.
КАКЭЙ (1648–1716 )
Бушует осенний вихрь!
Едва народившийся месяц
Вот-вот он сметет с небес.
СИКО (1665–1731)
О кленовые листья!
Крылья вы обжигаете
Пролетающим птицам.
БУСОН (1716–1783)
От этой ивы
Начинается сумрак вечерний.
Дорога в поле.
Вот из ящика вышли…
Разве ваши лица могла я забыть?..
Пора праздничных кукол.
Грузный колокол.
А на самом его краю
Дремлет бабочка.
Лишь вершину Фудзи
Под собой не погребли
Молодые листья.
Прохладный ветерок.
Колокола покинув,
Плывет вечерний звон.
Старый колодец в селе.
Рыба метнулась за мошкой…
Темный всплеск в глубине.
Ливень грозовой!
За траву чуть держится
Стайка воробьев.
Луна так ярко светит!
Столкнулся вдруг со мной
Слепец – и засмеялся…
«Буря началась!» –
Грабитель на дороге
Предостерег меня.
Холод до сердца проник:
На гребень жены покойной
В спальне я наступил.
Ударил я топором
И замер… Каким ароматом
Повеяло в зимнем лесу!
К западу лунный свет
Движется. Тени цветов
Идут на восток.
Летняя ночь коротка.
Засверкали на гусенице
Капли рассветной росы.
КИТО (1741–1789)
Я встретил гонца на пути.
Весенний ветер, играя,
Раскрытым письмом шелестит.
Ливень грозовой!
Замертво упавший
Оживает конь.
Идешь по облакам,
И вдруг на горной тропке
Сквозь дождь – вишневый цвет!
ИССА (1768–1827)
Так кричит фазан,
Будто это он открыл
Первую звезду.
Стаял зимний снег.
Озарились радостью
Даже лица звезд.
Чужих меж нами нет!
Все мы друг другу братья
Под вишнями в цвету.
Смотри-ка, соловей
Поет всё ту же песню
И пред лицом господ!
Пролетный дикий гусь!
Скажи мне, странствия свои
С каких ты начал лет?
О цикада, не плачь!
Нет любви без разлуки
Даже для звезд в небесах.
Стаяли снега –
И полна вдруг вся деревня
Шумной детворой!
Ах, не топчи траву!
Там светляки сияли
Вчера ночной порой.
Вот выплыла луна,
И самый мелкий кустик
На праздник приглашен.
Верно, в прежней жизни
Ты сестрой моей была,
Грустная кукушка…
Дерево – на сруб…
А птицы беззаботно
Гнездышко там вьют!
По дороге не ссорьтесь,
Помогайте друг другу, как братья,
Перелетные птицы!
На смерть маленького сына
Наша жизнь – росинка.
Пусть лишь капелька росы
Наша жизнь – и всё же…
О, если б осенний вихрь
Столько опавших листьев принес,
Чтобы согреть очаг!
Тихо, тихо ползи,
Улитка, по склону Фудзи
Вверх, до самых высот!
В зарослях сорной травы,
Смотрите, какие прекрасные
Бабочки родились!
Я наказал ребенка,
Но привязал его к дереву там,
Где дует прохладный ветер.
Печальный мир!
Даже когда расцветают вишни…
Даже тогда…
Так я и знал наперед,
Что они красивы, эти грибы,
Убивающие людей!
Хокку (хайку) - это вид японской поэзии. Оригинальное японское трехстишие состоит из 17 слогов, которые записывают в один столбец. Самым известным автором хокку является Мацуо Басё. Впрочем, уже у него встречаются отступления от нормы слогового состава. Особыми разделительными словами - кирэдзи (яп. кирэдзи - «режущее слово») - текст хайку делится в отношении 2:1 - либо на пятом слоге, либо на двенадцатом.
Зарождение хокку
Слово «хокку» первоначально означало начальную строфу другой японской поэтической формы - рэнга (яп. рэнга - «нанизывание строф»). С начала периода Эдо (XVII век) хокку стали рассматриваться и как самостоятельные произведения. Термин «хайку» предложил поэт и критик Масаока Шики в конце XIX века для различения этих форм. Генетически восходит к первой полустрофе танка (хокку буквально - начальные стихи), от которого отличается простотой поэтического языка, отказом от прежних канонических правил.
В своём становлении хайку прошло несколько этапов. Поэты Аракида Моритакэ (1465-1549) и Ямадзаки Сокан (1465-1553) представляли себе хокку как миниатюру чисто комического жанра (такие миниатюры впоследствии получили название сенрю. Заслуга превращения хокку в ведущий лирический жанр принадлежит Мацуо Басё (1644-1694); основным содержанием хокку стала пейзажная лирика. С именем Ёса Бусона (1716-1783) связано расширение тематики хокку. Параллельно в XVIII веке развиваются комические миниатюры, выделившиеся в самостоятельный сатирико-юмористический жанр сэнрю (яп. сэнрю - «речная ива»). В конце XVIII - начале XIX веков Кобаяши Исса ввел в хайку гражданские мотивы, демократизировал тематику жанра.
В конце XIX - начале XX веков Масаока Шики приложил к хокку заимствованный из живописи метод сясэй (яп. сясэй? - «зарисовки с натуры»), способствовавший развитию реализма в жанре хайку.
Как понять хокку
При переводе хайку на западные языки традиционно - с самого начала XX века - местом возможного появления кирэдзи соответствует разрыв строки, так что хайку представляет собой трёхстишие слоговой структуры 5-7-5.
В 1970-е годы американский переводчик хайку Хироаки Сато предложил в качестве более адекватного решения записывать переводы хайку как моностихи; вслед за ним канадский поэт и теоретик Кларенс Мацуо-Аллар заявил, что и оригинальные хайку, создаваемые на западных языках, должны быть однострочными.
Встречаются - среди переводных и оригинальных хайку - и двустрочные тексты, тяготеющие к слоговой пропорции 2:1. Что касается слогового состава хайку, то к настоящему времени и среди переводчиков хайку, и среди авторов оригинальных хайку на разных языках сторонники соблюдения 17-сложности (и/или схемы 5-7-5) остались в меньшинстве.
По общему мнению большинства теоретиков, единая слоговая мера для хайку на разных языках невозможна, потому что языки значительно отличаются друг от друга средней длиной слов и, следовательно, информационной ёмкостью одинакового количества слогов. Так, в английском языке 17-ти слогам японского текста в среднем соответствуют по информационной ёмкости 12-13 слогов, а в русском, напротив, около 20-ти. Поскольку жанр - это формально-содержательное единство, для хайку важны отличающие его смысловые характеристики. Классические хайку обязательно строятся на соотнесении человека (его внутреннего мира, биографии и т. п.) с природой; при этом природа должна быть определена относительно времени года - для этого в качестве обязательного элемента текста используется киго (яп. киго - «сезонное слово»).
Чаще всего повествование ведётся в настоящем времени: автор представляет свои переживания. В сборниках хокку каждое стихотворение часто печатается на отдельной странице. Это делается для того, чтобы читатель мог вдумчиво, не торопясь, проникнуться атмосферой стихотворения.
Чтобы правильно понять хокку нужно вчитываться в каждое слово, представляя его. Для японцев в каждом явлении природы скрыт тайный смысл на уровне ассоциаций. Например, часто авторы упоминают сакуру. Это цветущая вишня. Растение, полностью покрытое белыми цветами представляется чем-то молодым, навинным и первозданным. Подобные образы придают хокку атмосферу таинственности и недосказанности.
Недаром европейцы считают, что хокку пробуждает зависть: сколько западных читателей мечтали так прогуливаться по жизни с блокнотиком в руке, отмечая здесь и там некие «впечатления», краткость которых была бы гарантией совершенства, а простота - критерием глубины (и все благодаря мифу, состоящему из двух частей, одна из которых - классическая - делает лаконизм измерением искусства, другая - романтическая - в импровизации усматривает правдивость). Будучи абсолютно понятным, хокку при этом ничего не сообщает, и именно благодаря этому двойному условию оно, кажется, преподносит себя смыслу с услужливостью воспитанного хозяина, который предлагает вам чувствовать себя у него как дома, принимая вас со всеми вашими привязанностями, ценностями и символами; это «отсутствие» хокку (в том смысле, какой имеется в виду, когда говорят об отвлеченном сознании, а не об уехавшем хозяине) чревато соблазном и падением - одним словом, сильным вожделением смысла.
На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.
Тополиные листья
Перед грозой неземного цвета.
Покорны стихии.
Где ты, Вселенная?
Днем суета. Ночью тусклые звезды.
Равнодушие мегаполиса.
Хайку это стиль классических лирических японских стихотворений вака, получивший распространение с 16 века .
Особенности и примеры хайку
В отдельный жанр этот вид поэзии, называвшийся тогда хокку, оформился в 16 столетии; нынешнее название данный стиль получил в 19 веке благодаря поэту Масаока Сики. Известнейшим поэтом хайку во всем мире признан Мацуо Басё.
Как завидна их судьба!
К северу от суетного мира
Вишни зацвели в горах!
Осеннюю мглу
Разбила и гонит прочь
Беседа друзей
Строение и стилистические особенности жанра хайку (хокку)
Настоящее японское хайку представляет собой 17 слогов, которые образуют одну колонку иероглифов. Специальными разграничивающими словами кирэдзи (яп. «режущее слово») - стих хайку разбивается в пропорции 12:5 на 5-ом слоге, или на 12-ом.
Хайку на японском (Басё):
かれ朶に烏の とまりけり 秋の暮
Караээда никарасу но томарикэри аки но курэ
На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.
При переводе стихов хайку на языки западных стран кирэдзи заменяют разрывом строки, поэтому хайку принимают вид трёхстишия. Среди хайку очень редко можно встретить и стихи, состоящие из двух строк, составленные в отношении 2:1. Нынешние хайку, которые составлены на языках стран запада, как правило, включают в себя менее 17-ти слогов, в то время как хайку, написанные на русском языке могут иметь большую длину.
В оригинальном хайку особое значение имеет образ, связанный с природой, который сопоставляется с человеческой жизнью. В стихе обозначают время года, применяя необходимое сезонное слово киго. Хайку составляют лишь в настоящем времени: автор пишет о своих личных ощущениях от только что произошедшего события. У классического хокку отсутствует название и оно не использует распространенные в поэзии запада художественно-выразительные средства (например, рифму), но применяет некоторые особые приёмы, созданные национальной поэзией Японии. Мастерство создания стихов хайку заключается в искусстве в трех строках описать свое чувство или мгновение жизни. В японском трехстишии каждое слово и любой образ на счету, они имеют больщое значение и ценность. Основное правило хайку - выразить все свои чувства, применяя минимум слов.
В сборниках хокку каждый стих зачастую размещается на индивидуальной странице. Так делают для того, чтобы читатель смог сосредоточенно, без спешки, прочувствовать атмосферу хайку.
Фотография хайку на японском
Хокку видео
Видео с примерами японской поэзии про сакуру.
Несколько лет назад российский Центр охраны дикой природы провёл неожиданный конкурс в поддержку акции «Марш парков» - детям предложили попробовать себя в написании хокку - японских трёхстиший, отражающих многообразие и красоту дикой природы и иллюстрирующих отношения природы и человека. Участие в конкурсе приняли 330 школьников из различных областей России. В нашем обзоре подборка стихов победителей конкурса. А чтобы дать представление о классических хокку, мы приводим наиболее близкие по тематике произведения известных японских поэтов XVII-XIX века в переводе Марковой.
Классические японские хокку
Срезан для крыши камыш.
На позабытые стебли
Сыплется мелкий снежок.
По горной тропинке иду.
Вдруг стало мне отчего-то легко.
Фиалки в густой траве.
Долгий день напролёт
Поёт – и не напоётся
Жаворонок весной.
Эй, мальчик-пастух!
Оставь же сливе немного веток,
Срезая хлысты.
О, сколько их на полях!
Но каждый цветёт по-своему –
Вот высший подвиг цветка!
Посадили деревья в саду.
Тихо, тихо, чтоб их ободрить,
Шепчет осенний дождь.
В чашечке цветка
Дремлет шмель. Не тронь его,
Воробей-дружок!
На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.
Конкурсные хокку российских школьников
У озера в горах
Черношапочный сурок.
Ему хорошо.
Виолета Багданова, 9 лет, Камчатская область
Сон-трава цветёт
Словно пламя синее
Под солнцем весны.
Екатерина Антонюк, 12 лет, Рязанская область
Грустят тюльпаны
Ждут улыбку солнца
Полыхнёт вся степь.
Эльмира Дибирова, 14 лет, Республика Калмыкия
Кровавое поле,
Но не было битвы.
Сарданы расцвели.
Виолетта Засимова, 15 лет, Республика Саха (Якутия)
Маленький цветок.
Маленькая пчёлка.
Рады друг другу.
Серёжа Стремнов, 9 лет, Красноярский край
Ландыш
Растёт, радует, лечит.
Чудо.
Яна Салеева, 9 лет, Хабаровский край
Слепни кусают лося.
Он им дарит
Полную радости жизнь.
Дмитрий Чубов, 11-й класс, г. Москва
Печальная картина:
Раненого оленя
Добивает бравый охотник.
Максим Новицкий, 14 лет, Республика Карелия
Трактор, подожди,
Гнёздышко в густой траве!
Дай взлететь птенцам!
Анастасия Скворцова, 8 лет, г. Токио
Маленький муравей
Столько полезного сделал Тому,
кто его раздавил.
Юлия Салманова, 13 лет, Республика Алтай
У японцев, как известно, свой особый взгляд на многие вещи. В том числе и на моду. Тому подтверждением .
